Двое на фоне заката. Людмила Толмачева

пушыстай-пушистай, ну чисто заиц зимой!

      – Брось, Кирка, прибедняться, – улыбнулась Тамара. – Ты у нас лучшая характерная актриса. Подожди немного и будешь Кабаниху играть или Вассу…

      – Ага, держи карман! Да нашу Ряжскую, примадонну нафталиновую, никакой силой на пенсию не отправишь. До ста лет, видно, решила сцену песком посыпать.

      – Ты несправедлива, Кира, – возразила Тамара. – Ей до ста лет еще полсотни жить. Думаешь, нас молодые актрисы лет через двадцать не начнут выживать?

      – Всему свое время! – упрямо гнула свою линию Дербенева. Достав из сумочки пудреницу, прихорашиваясь и любуясь своим отражением, она продолжила безапелляционным тоном: – Поиграла вдоволь, причем в одних заглавных ролях, дай молодым дорогу…

      – С какой стати? На ее Раневскую до сих пор все наше партийное начальство слетается, как пчелы на мед. В гримерке цветы от поклонников не вмещаются – и это после обычного спектакля. А на премьерах что творится! И вдруг ни с того ни с сего объявить об уходе. Смешно!

      – Очень смешно, – с ядовитой ухмылкой подтвердила Дербенева. – Только, я думаю, кончилось ее время. Поцарствовала Клеопатра, хватит. Антоний-то того…

      – Ты о чем? – машинально спросила Тамара, но вдруг, поняв намек, изменилась в лице: – Ах, да. Главреж… Это удар… Мне ее жаль…

      – А мне нисколько, – презрительно скривила губы Дербенева и злобно прошипела: – Так ей и надо! Помнишь, как она меня отчитала за опоздание на репетицию? При всех! Как сопливую школьницу! Подумаешь, проспала! И опоздала-то всего на полчаса. Нет уж! Кого бы жалеть, только не ее. Уж она-то никого не жалела.

      – Ладно, я пойду, – Тамаре стало не по себе от злорадства коллеги, – мне в магазин надо за продуктами.

      – А я думала, погуляем, – разочарованно протянула Дербенева. – Сегодня погода шикарная. Надо бы новое платье опробовать…

      – Как-нибудь в другой раз, – уже на ходу бросила Тамара, направляясь по коридору к лестнице.

      Она бегом спустилась на первый этаж, резко повернула налево и внезапно столкнулась с каким-то мужчиной, почти оказавшись в его объятьях. Ойкнув, отпрянула назад, пробормотала: «Извините» и уже хотела бежать дальше, как услышала в ответ слова, произнесенные мягким, но звучным баритоном:

      – Это вы меня простите.

      Тамара подняла глаза и встретилась с внимательным прищуром серых глаз. Мужчине было не больше тридцати семи. Она невольно отметила его дорогой костюм и красивую стрижку. Нельзя было не узнать в этом статном красавце известного в прошлом актера, а теперь модного режиссера одного из театров.

      – Ой, а я вас, кажется, знаю, – глупо протянула Тамара, очевидно, от растерянности.

      – Возможно, – улыбнулся он в ответ.

      – Вы, наверное, к главрежу? А его сейчас нет. Он…

      – Мне об этом известно, сударыня. Извините, – сухо отрезал он и зашагал к двери с табличкой «Главный режиссер».

      Но прежде чем войти в нее, оглянулся. Тамара,