Вечный зов. Анатолий Иванов

И сразу поднялся. – Как ты сказал, Антон, пьяный проспится, дурак – никогда… Хоть и не причисляем себя к последним, а времени, чтоб проспаться, все же порядочно надо…

      Поднялись Хохлов и Антон, все шумно пошли на кухню. Иван и Федор тоже было шевельнулись, но Антон сказал:

      – А вы посидите еще, ведь о многом поговорить охота…

      Федор на это лишь усмехнулся и стал царапать вилкой по скатерти.

      Проводив гостей, Антон сел на место Кружилина, приветливо улыбаясь, оглядывал Федора, Ивана, Агату, Анну. Улыбался и молчал.

      – Что ж время-то терять на улыбки? – шевельнул влажным усом Федор. – Поликарп Кружилин провел воспитательную работу насчет меня, теперь ты начинай.

      – Черт, ну просто не верится, что мы вместе вдруг все собрались, – сказал Антон. – Лиза, ты веришь? Будто в сказке. Вот Ванька сидит, вот Федька… Так и стояли они у меня в памяти: Ванька тоненький, быстрый, как живчик, вечно с обжаренным в лохмотья носом. А Федька степенный такой парнишка, рассудительный, красивый больно. Девки, наверное, сильно бегали за ним, а, Анна?

      Анна, невесело улыбаясь, молчала. Елизавета Никандровна убрала лишние тарелки и рюмки.

      – Да, о многом говорить нам, не переговорить… – вздохнул Антон, берясь за бутылку. – Ну, да в одном селе теперь живем, встречаться будем частенько. А сейчас вот эту рюмку хотелось бы выпить за самого младшего из нас, за Ваньку. Правильно сказал Кружилин – жизнь удивительная штуковина, не всякий и не сразу самую соль иногда схватит. Вот и поломала она Ваньку, с хрустом, видать, побросала из стороны в сторону, покатала, как на громотухинском шивере водяная струя камни катает… Да теперь, я думаю, все будет хорошо. Вот тут Федор говорил что-то насчет должности. Если человек по должности своей человек, то обязательно рано или поздно все будет хорошо… За тебя, Иван.

      – Спасибо тебе, Антон, – хрипловато произнес Иван.

      – А я за этого контрика пить не буду, – отрезал Федор.

      Агата, побледнев, вся вытянулась, схватила Ивана за плечо. Анна же в третий раз за вечер вскрикнула:

      – Федя?!

      – Чего – Федя да Федя?! – загремел он во весь голос, поворачиваясь к жене. – Трогать любезного сердцу твоему Ивана я не трону, не бойся! Придет время – сама советская власть еще куда-нибудь его законопатит. И будем надежду иметь, что уж тогда-то, уж в третий-то раз – навсегда! А пить за него – увольте уж. И того через край, что за одним столом сижу…

      Анна качнулась от мужа, вскочила, опрокинув стул.

      – Аня… Анна! – Елизавета Никандровна заспешила следом за Анной на кухню.

      Там Анна, плача, лихорадочно обматывала платок вокруг головы и, почти отталкивая от себя жену Антона, выкрикивала с ненавистью:

      – Нет! Нет! Нет!

      Антон, стоя, молча смотрел через всю комнату на все это. Иван тоже было встал, потом сел, лишь Федор никак не реагировал на происходящее.

      Когда Анна выбежала из дома, Елизавета Никандровна потерла виски пальцами, будто что-то вспоминая.

      – Да, чаю… Я сейчас.

      – Агата, помоги, пожалуйста, ей, – попросил