Ступи за ограду. Юрий Слепухин

всяком случае, не ты, – высокомерно бросил Жюльен, закуривая бережно извлеченную из кармана помятую сигарету. – Не ты, не Клер и не те шлюхи, что каждый вечер прогуливают своих собачонок и своих любовников по авеню Луиз…

      – Спасибо за… – Беатрис запнулась, подыскивая слово. – За параллель. Ты, как всегда, страшно любезен.

      – А что до меня, то я никогда не гнался за дешевым успехом, – продолжал Жюльен. – С меня достаточно, если мои стихи поймут и оценят пятнадцать человек. А на остальное человечество мне наплевать! Я знаю, что гениален, и с меня этого достаточно!

      Беатрис стало вдруг нестерпимо скучно и неуютно. Бедно обставленная комнатка Клары Эйкенс выходила окном на север, а Беатрис органически не переносила мест, лишенных солнца. Она поглубже забралась в кресло, поджав под себя ноги, и прикрыла глаза. Жюльен продолжал говорить что-то о поэтической школе неолеттристов, последователем которых являлся.

      – Ты что, спишь? – спросил он вдруг, толкнув Беатрис.

      Та отрицательно помотала головой.

      – Плохое настроение? – продолжал он допытываться.

      Беатрис пожала плечами и ничего не ответила.

      – Ладно, я тебе почитаю из своего, раз уж ты просила, – сказал Жюльен. – Хочешь послушать «Плач Калипсо»?

      Беатрис кивнула. Жюльен почесал бороду, кашлянул и начал читать нараспев:

      Зилькар аволи лизар бедор

      Туси килаф оризис капита,

      Коли сто абизор сулик

      Эсталли зсталли казук…

      Невольно заинтересовавшись, Беатрис открыла глаза. Жюльен не сдержал довольной улыбки.

      – Здорово, а? Впрочем, не стоило читать тебе такие грустные стихи, раз ты не в настроении. Вот послушай, эти веселее:

      Малана ова калемо

      Мостри нале тутф тутф,

      Аиди нале нале

      А! О! И! Пан пан!4

      – На каком это языке? – спросила Беатрис, подняв брови.

      – Ты просто маленькая идиотка, – снисходительно ответил Жюльен. – Я ведь тебе только что объяснил, что нам не нужно прибегать к помощи уже существующих языков, как это делают ублюдки-классицисты. Попутно замечу, что к ним я причисляю всех, от Ронсара до старой потаскухи Клоделя…

      – Господи, да чем тебе досадил этот несчастный Клодель?

      – Не мне, черт побери! Человечеству, поэзии – вот кому он досадил! Он и – я беру шире, гораздо шире – вся эта банда. Так о чем это я? А, да! Так вот, языки нам не нужны. Как показывает само слово «леттризм», мы ищем красоту и возможность самовыражения в совершенно новом и смелом сочетании букв. Если же…

      Беатрис пожала плечами.

      – Насчет самовыражения не знаю, но если вы действительно видите красоту в этих своих «тутф тутф»…

      – А по-твоему, слюнявая жвачка этого мерзавца Валери красивее, да?! – яростно закричал Жюльен, вскакивая на ноги. – Что такое вообще красота?! «О кровля мирная, где голуби воркуют»5– это красиво, да?

      – Что ж, это несомненно красиво, –

4

Оба отрывка принадлежат перу французского леттриста Ги Поммерана (Париж, 1946).

5

Начало стихотворения «Морское кладбище» Поля Валери.