Ступи за ограду. Юрий Слепухин

Парагвае уже не Ла-Плата, а Парана, – поправила Беатрис. – Много вы изучили индейцев?

      – По правде сказать, – блондинка опять засмеялась, – мофов видели куда больше!

      – Мофов? – Беатрис подняла брови. – Что есть моф?

      – А это у нас так во время войны немцев называли, – пояснила Клер. – Астрид говорит, их там сейчас целые колонии.

      – Ах, немцы. – Беатрис понимающе кивнула. – Да, они многочисленны и в Аргентине. Приехали после войны. Но в Парагвае их должно быть еще больше, поскольку там президент – немец.

      – Йа, йа, – басом подтвердила Астрид. – Герр Альфред Штрёснер, хайль Гитлер. Да если бы только он один! У них там все онемечено – полиция, все решительно… Ой, девочки, в какую я там однажды влипла компанию! – Она расхохоталась. – Эти болваны приняли меня за немку – я им представилась под слегка измененной фамилией – фон Штейнхауфен вместо Ван Стеенховен, – и они меня потащили на какой-то свой праздник…

      – Но зачем вы представились под слегка измененной фамилией? – удивленно спросила Беатрис.

      – Да просто так – для смеха! Ты что, никогда не бывала на маскараде? Вот и я поехала, чтобы развлечься…

      «Странное развлечение», – подумала Беатрис. Приятельница Клариты ей определенно не понравилась – слишком шумная, и потом эта непрошеная фамильярность!.. Нет, непонятно, что нашла Кларита в дочери антверпенского коллабо.

      Посидев для приличия еще с полчаса, Беатрис сказала, что ей пора идти. О загородной прогулке и не заикнулась – еще чего доброго увяжется эта любительница маскарадов. Сразу на «ты», и голос какой-то вульгарный, и вдобавок еще очки…

      Беатрис решила вернуться домой, но в парке Сенкантнэр, пока она лениво брела вдоль полукруглой колоннады Исторического музея, рассеянно поглядывая на стенную роспись между колоннами и вороша ногами сухие листья, ее вдруг охватило нестерпимое желание уехать за город. Наверное, слишком не вязался с этим мирным шорохом гул автомобильного потока, извергающегося сквозь Триумфальную арку по Рю-де-ла-Луа, и бензиновая гарь – с нежным и терпким запахом вянущей осени. Лучше всего было бы сейчас взять у консьержки велосипед и уехать на целый день куда-нибудь в Форэ-де-Суань, но по субботам к мадам приезжал племянник и велосипед до понедельника оставался в его распоряжении.

      «Напрасно я вообще вернулась в Брюссель, – подумала Беатрис. – Нужно было прожить до осени в деревне, а потом…» Что будет потом, она и сама не знала. Рано или поздно придется, очевидно, ехать домой… Ей вспомнился заросший бурьяном дворик в Торикуре, низкие комнаты с балками на потолках, смешная каменная ванна. Лучше всего там были тихие, долгие северные закаты: дом стоял немного на пригорке, и из окна спальни были видны разбросанные до близкого горизонта лоскутные одеяла полей, рощицы и отдельные фермы, две-три далекие колокольни, уже которое столетие молчаливо указывающие людям на небо, и небо по вечерам светилось над этими полями тихим, бесконечно тихим сиянием. Беатрис еще никогда – ни на родине, ни в Италии – не видела таких удивительных