Господа офицеры. Борис Васильев

Я предпочла бы пансион, но она мечтает о курсах.

      – Фи! Эти современные курсы…

      – …готовят синих чулков, – подхватила Лизонька.

      – Курсистки курят, – сказал проснувшийся Сергей Петрович. – Это мило, но как-то не очень привычно.

      – Тянет похлопать по плечу и сказать: «Нет ли у вас папиросочки, любезная?» – снова добавила Елизавета Антоновна. – Некоторые женщины ценят и такой знак внимания, дядюшка, так что хлопайте смело!

      После чая хозяева предложили осмотреть датских гусей, заведенных еще при маме: просто пришлось к слову. Варя, призвав на помощь Ивана, давала пояснения, гости вежливо восторгались, скрывая зевоту, и Беневоленский постарался поскорее отстать. В одиночестве бродил по саду, не желая признаваться даже в мыслях, что ищет Машу. Но Маши нигде не было. Аверьян Леонидович загрустил и направился в свой Борок.

      – Вот вы где, оказывается!

      Беневоленский нехотя приладил улыбку, узнав Лизоньку.

      – Размышляете в уединении?

      – Просто иду домой. В соседнее село.

      – А я рассчитывала, что именно вы покажете мне сад.

      На «вы» был сделан нажим. Аверьян Леонидович встретился с шоколадными глазами, отвел взгляд. В конце аллеи мелькнула фигура. Он не узнал, но догадался:

      – Федор Иванович, пожалуйте сюда!

      Федор, помедлив, вылез из-за куста, как-то боком подошел.

      – Думается, Елизавета Антоновна, что Федор Иванович куда полнее ознакомит вас с садом, нежели я. Честь имею.

      Поклонился и быстро пошел к воротам. Лизонька прикусила губку, глазки ее сразу растеряли ласковую лукавость, но рядом вздыхал Федор, и Елизавета Антоновна постаралась вернуть на место лукавость, и улыбку, и завораживающий шоколадный блеск.

      – Ваш друг попросту скучен, Федор Иванович.

      – Скучен? – Федор не отрываясь смотрел на нее, соглашался с каждым ее словом и глупел на глазах. – Да, да, конечно!

      – Ведите меня в самое таинственное место. Ну?

      Тревожно ощущая близость красивой женщины, Олексин шел напряженно, пребывая в состоянии непривычного блаженства. Он всегда сторонился женского общества, не имел опыта в обращении с дамами и готов был лишь с восторгом исполнять любые капризы. Лизонька сразу поняла это и уже плохо скрывала досаду: она не любила легких побед.

      Беневоленский миновал ворота и остановился: по тропинке вдоль ограды шла Маша. Он заулыбался – не ей, а самому себе, своему вдруг засиявшему настроению, – но Маша нахмурилась и сказала:

      – Долго же вы прощались.

      – Значит, вы ждали меня?

      – Конечно, – очень серьезно подтвердила Маша. – Сначала я сердилась, а потом мне надоело сердиться и вот и все. Долго сердиться, оказывается, скучно.

      – На что же вы сердились?

      – Знаете, Аверьян Леонидович, мне она сначала очень понравилась, а потом сразу разонравилась. Может быть, я непостоянная?

      – Просто вы умная девочка и разбираетесь в людях куда лучше, чем ваши братья.

      – Девочка, – недовольно повторила Маша. – Интересно,