Противостояние. Романы. Юлиан Семенов

ты, как старуха, нудеть. Захочешь – подпустят. Важно захотеть. Это во всяком деле самое главное.

      – Ты сейчас экзамены сдай, – посоветовал Костенко. – Тебе важно школу хорошо кончить…

      – А я школу не люблю…

      – Это почему же? – удивился Росляков.

      – Я его понимаю. Школа прививает нелюбовь к литературе, – сердито буркнул Костенко. – Я Пушкина начал перечитывать уже в университете… А в школе нас мучили вопросами: «Каково социальное происхождение Татьяны Лариной?» и «Каковы главные отличительные черты „лишнего человека“?» Литература – это прекрасное, а про это именно забывают.

      – Сейчас немного полегче, – сказал Ленька, – сейчас все-таки можно самому высказывать точку зрения… А раньше, говорят, надо было пересказывать, что писали в учебниках… И ничего своего… Лев Иванович ставит пятерку, если говоришь свое – пусть даже ошибаешься. А кто бубнит по учебнику, тем он больше четверки не ставит.

      – Вообще школа сейчас ждет реформы, – заметил Костенко. – Кое-кто из моих друзей бранит кибернетику и счетно-вычислительные устройства, а ведь именно они будут определять будущее развитие прогресса. Через двадцать лет в седьмом классе на партах будут стоять маленькие счетные машины, ей-богу… Один мой дружок, математик, говорит, что в математике произошла революция: раньше надо было дать один ответ, в этом был смысл математики, а теперь высший смысл состоит в том, чтобы расчленить задачу на елико возможно большее количество вопросов, а потом эти вопросы засадить в счетную машину… А мы заставляем ребят зубрить формулы; мозг костенеет, инициативы нет…

      – Кое-кто из твоих знакомых, – сказал Росляков, – видимо, бранит кибернетику с этической точки зрения, опасаясь ее самодовлеющего влияния на человечество…

      – Потом доспорим, – вздохнул Костенко, – мой парень какие-то пассы делает, надо пойти посмотреть…

      Он быстро пересек улицу Горького и спросил давешнего оперативника:

      – Что случилось?

      – Вспотел я, – ответил тот, – машу руками, чтоб тело проветрить…

      – Большой ты человек…

      – Испохабили планету, – сказал тот, – зима слякотная, весна – как в Африке, а летом дожди… Завтра вообще тридцать градусов ожидается.

      – Во-во, – чертыхнулся Костенко, – а поедешь в отпуск, так калоши надо брать.

      – Земля остывает, скоро все переменится. У меня дед говорит, что зима обернется летом, а весна – осенью.

      – Прозорливый у тебя дед.

      – Дед что надо. В наше, говорит, время не соскучишься.

      – На что это он, интересно, намекает?

      Оперативник ответил:

      – Он без умысла, что вы…

      Костенко усмехнулся, весело оглядел оперативника и подмигнул ему.

      – Нет, серьезно, – повторил тот, – просто дед с фантазией.

      – Какая у деда может быть фантазия? У деда сплошной реализм должен быть. Давай воды выпьем, а то горло совсем пересохло. Сволочь, не идет до сих пор…

      – Кто?

      – Чита, кто…

      Так и ходят они по улице. Говорят о пустяках, подшучивают друг над другом,