Чудеса Дивнозёрья. Алан Чароит

в веник. В воздух взметнулась застарелая пыль, сразу захотелось чихать и кашлять. Снова что-то звякнуло, послышался звон разбивающегося стекла – кажется, нападавший задел хвостом пустые банки (ну, теперь, по крайней мере, Пушок мог ручаться, что у его врага есть хвост, – особенно после того, как получил этим самым хвостом по морде).

      Коловерша отпрянул и только сейчас понял, что всё это время крепко зажмуривал глаза от страха. Так вот почему было так темно! Шумно выдохнув, он приподнял веки, а в следующий миг, охнув, выронил веник и попятился, потому что прежде никогда в жизни не видел такого жуткого, хоть и небольшого, чудища. Два зелёных огня (видимо, глаза чердачного маньяка) светились в темноте, страшная, по-стариковски сморщенная морда клацала тонкими, но оттого не менее внушительными клыками; на тощем лысом тельце ходуном ходили острые лопатки, а ещё… у чудовища было не две, а целых четыре лапы, увенчанных внушительными когтями, а вдобавок – кожистые крылья, как у летучей мыши.

      «Кыш, мерзавец, кыш», – хотел было заорать Пушок, но из горла вырвалось только угрожающее шипение, спина выгнулась дугой, а когти заскрежетали по дощатому полу, оставляя светлые борозды.

      Кажется, это произвело впечатление на крылатого маньяка. По крайней мере, тот замер, не решаясь перейти в наступление. Некоторое время они смотрели прямо друг другу в глаза и рычали, соревнуясь, кто громче. Пушку показалось, что прошла целая вечность, прежде чем этот сморчок попятился, поджимая лысый хвост, и низким басом прогудел:

      – Ну чего началось-то!

      Пушок приободрился, выпятил грудь и, шагнув вперёд, строго вопросил:

      – Эй! Ты зачем влез в мой дом?

      Маньяк сморщил морду (хотя, казалось бы, куда уж сильнее), поводил усами и нехотя признался:

      – Я не знал, что это твой дом. Думал, тут ведьма живёт. Дело у меня к ней. Хотел в услужение напроситься.

      – Так, стоп! Это моя ведьма! – Пушок почти орал. – И ей слуги не нужны! У неё друзья есть, вот!

      – Ну, в друзья, значит, – пожал плечами тощий маньяк. – А проще говоря, в фамилиары. Если, конечно, вы, деревенские, такие слова вообще знаете.

      – Мы и не такие слова знаем! – процедил Пушок сквозь зубы. Пренебрежительное отношение к деревенским его обидело. – А ну, признавайся, кто ты таков и кто тебя к нам подослал?

      – Никто меня не подсылал, – пробасил сморщенный маньяк, наконец-то спрятав когти. – Ты такие глупые вопросы задаёшь. Сам не видишь, что ли? Коловерша я.

      У Пушка округлились глаза и отвисла челюсть.

      – К-коловерша? – ахнул он, когда к нему вернулась способность говорить. – А почему лысый?

      Чудище недовольно дёрнуло острой лопаткой и пробубнило:

      – Ну а какой должен быть? Волосатый, что ли?

      На это Пушок впервые в жизни не нашёлся что ответить.

      – Слушай, я знал, что бывают лысые коты. Ну эти, сфинксы которые. Но вот чтобы лысые коловерши! Ты точно не радиоактивный мутант, нет? – когда волнение немного ушло, к Пушку снова вернулся его могучий аппетит. В промежутках