Чудеса Дивнозёрья. Алан Чароит

молотя друг друга когтями куда ни попадя и теряя по дороге перья.

      – Вор-р-р! – прорычал Пушок, силясь цапнуть противника за обтянутый тонкой кожей загривок. – Отдавай, что украл!

      – Не понимаю, о чём ты, – Веник ловко вывернулся и запустил острые когти прямо в бок обидчика, но те застряли в густом подшерстке.

      – Отдавай пятак!

      – Какой ещё пятак? Я ничего не брал!

      – Врёшь!!! – Пушок взвизгнул, потому что Веник больно укусил его за ухо.

      – А ну, перестаньте сейчас же, мальчики! – за спиной раздался возмущённый голос Ночки.

      Кто-то схватил Пушка зубами за шкирку и потянул назад. Шипящего и плюющегося во все стороны Веника оттащил Дымок собственной персоной. Серый вожак стаи дождался, пока оба драчуна перестанут вырываться, и только тогда рявкнул:

      – Вы чё? Совсем страх потеряли? Пушок, какая муха тебя укусила, а ну выкладывай как на духу!

      – Этот лысый воришка спёр из шкафчика одну очень важную вещь. Ведьминскую! Вот вернётся хранительница, обнаружит пропажу, и всем тогда на орехи достанется!

      Кажется, это заявление Дымка обеспокоило. Тайку в Дивнозёрье все волшебные существа если и не любили, то уважали. Потому что знали: связываться с самой ведьмой-хранительницей – себе дороже.

      Нахмурившись, Дымок повернулся к Венику:

      – Так, чё-та я не понял, Вениамин? Это что за новости? Не по понятиям живёшь, лысый? У своих воровать строго запрещено. Одно дело там ягоды из сада стырить или яйцо из-под несушки – от них не убудет. Но у самой ведьмы! Это, братан, стыдоба!

      – Да не брал я ничего! – Веник сплюнул на траву, и Пушок заметил, что по подбородку противника стекла капелька крови. Ха! Кажется, кто-то лишился зуба! – Что я, самоубийца, что ли, у ведьмы воровать? Да моя бывшая хозяйка за такое бы меня сразу за хвост раскрутила и об стенку шлёпнула.

      Пушок, представив такое бесчинство, в ужасе закатил глаза. Нет, этого он даже гадкому Венику не пожелал бы. Хвост у коловершей считался ценным и неприкосновенным. Но жалость жалостью, а сдавать позиции Пушок всё же не собирался:

      – Какая там «бывшая»! Лапшу нам на уши вешаешь, а сам, небось, для неё и уволок счастливый талисман. Тьфу на тебя, фамилиар! – последнее слово он выплюнул так, будто бы в нём было что-то обидное.

      – Пушок, мне кажется, ты неправ, – Ночка тронула его мягкой лапкой за плечо. – Если бы Вениамину было куда лететь, с чего бы ему тогда проситься в нашу стаю?

      – А он просился? – брови Пушка в удивлении поползли вверх.

      – Да. И Дымок его принял. Теперь он один из нас. Тоже дикий коловерша из Дивнозёрья.

      Ну и дела! Эту новость следовало заесть и переварить. Чем дальше, тем меньше Пушку нравилась вся эта история. Выходило, что теперь за несносного Веника в случае чего вступится вся стая. В этом плане у Дымка было строго: один за всех и все за одного.

      – Но он же… лысый, – мявкнул Пушок, не подумав, и тут же прикусил язык.

      Ох… да за такие слова его самого