Безымянное имя. Избранное XXI. Книга стихотворений. Вячеслав Шаповалов

немоты – опять воскрешены,

      опять погребены. Плоды лозы отжаты

      и, старясь в погребах, не греют наши сны.

      Чужое время молодеет с каждым веком,

      сиятельный склероз стремительной весны

      грозит дремотным чувствам и стеклянным венам.

      У брошенных жилищ обрушились венцы.

      Харизма древних ритмов, метры в мёртвом строе

      извлечены из праха отшумевших строк.

      Обугленный – дели: земное, неземное! —

      к небесной выси не проросший черенок

      не станет деревом. Изжить не приневолишь

      свет, пепел, марево, осенний дым, погост…

      Лишь меньше станет здесь одним – одним всего лишь! —

      бездомным правнуком,

      чтецом костей и звёзд.

      Арест. Киргизия. 1952

      караковые роковые гнут одинаковые выи

      во тьме неначатой весны

      стоят гнедые понятые подземной силой налитые

      и делом ценным для страны

      в глазах значительность и робость и длится молчаливый обыск

      пока не кончен первый тур

      анализа преступной страсти и дремлют аргамаки власти

      хрустя овсом прокуратур

      господь нейтрины и фотоны ниже пассаты и муссоны

      ты шлёшь нам бедным прямиком

      и дознаватель с ураганом играет ласковым наганом

      великорусским языком

      взгляд упыря скользит по твари он прям как девочка на шаре

      он чувствует себя в седле

      для родины и государя в рубинах звёзд очами шаря

      несёт свободу по земле

      беглец в чеченской кукурузе за городом по кличке фрунзе

      подследственный благая весть

      как ты здесь ночью оказался себе и Богу не сознался

      и плохо помнишь кто ты есть

      над инеем с чертополохом рубаху в пику всем эпохам

      очухаешься застегнёшь

      став мертвецом и скоморохом беги навзрыд не время вздохам

      утрись от крови это ложь

      лишь не нашли бы и в подвале опять впотьмах не убивали

      ты уже видел этот фарш

      родимый брат тропинки узки а хор турецкого по-русски

      прошепчет вслед турецкий марш

      очнись дорогою железной под панорамою прелестной

      мазут и уголь и гудки

      у века ушки на макушке кишка к кишке пешком до кушки

      ночами небеса близки

      тверской купец ничей подкидыш зубри верхненемецкий идиш

      или пингвиновский лансмоль

      авось найдётся атлантида тебя приныкает для вида

      а дальше ты уж сам изволь

      Новогодняя ода китайской водке со змеёй

      в год Змеи мне в глаза заглянула Змея

      стерва ведаю стёртая доля моя

      но чтоб этак в глазищах кровавый пожар

      трав и тварей морских многоцветный кошмар

      в бесконечной улыбке разверстая пасть

      не дрожи человечек ведь власть – это страсть

      и не пялься в меня сквозь прозрачный сосуд

      этот мир предсказанья мои не спасут

      чтоб не сдохнуть бездомной бишкекской зимой

      пей горячий ханшин и закусывай мной

      но