ΣAΣTHRA (Састер). Часть I. Андрей Сергеевич Терехов

– четыре… – На каждую цифру лейтенант стучал указательным пальцем в стол, но Иннокентию казалось, что стучат по его голове.

      – Двадцать первое – пять, – продолжал лейтенант. – Двадцать второе – шесть. Двадцать третье – семь. Двадцать четвертое – восемь. Двадцать пятое – девять. Двадцать шестое – десять. Двадцать седьмое… Сами скажете?

      Это был типичный ментовской душняк, бессмысленный и беспощадный.

      Иннокентий смотрел в поросячьи глазки напротив и не отвечал, надеясь, что этот инквизитор хоть когда-нибудь заткнется. Не заткнулся:

      – Не успели выйти и уже нарушаем досрочное?

      Постучали. Дверь за Иннокентием заскрипела на петлях, и лейтенант проворчал: «Кого ещё несёт». В следующую секунду маленькие глазки расширились, их хозяин вскочил, открыл рот…

      – Выйди, покури, – донёсся зычный голос. Что-то в нём показалось Иннокентию знакомым.

      – Да… я не курю, но… конечно. Да!

      Лейтенант задёргался, схватил фуражку и поспешно вышел.

      На его место прошествовал высокий мужчина за пятьдесят. В одной руке он нес чёрный портфель, в другой – удостоверение. Лицо было открытым, благородным, рыжие волосы на висках посветлели от седины, но следов лысины Иннокентий не увидел, как ни всматривался.

      – Значит, досрочное… – проговорил мужчина, садясь и убирая в карман брюк удостоверение.

      Карие глаза, белая рубашка с коротким рукавом, с гербами и погонами подполковника юстиции. Руки здоровые, как кувалды, волосатые. Руки снежного человека. На подбородке темнел шрам, словно выщерблина на лице каменной статуи.

      Иннокентий почувствовал холодок. Он помнил, как и когда появился этот шрам.

      Костян.

      Нет, наверное, уже Константин. Если не Константин Михайлович.

      Ладонь словно бы сама потянулась для рукопожатия, но усилием Иннокентий остановил её, опустил.

      Ну какие тут, к чёрту, рукопожатия?

      – С повышением, – сипло сказал Иннокентий.

      – Здесь направление на постановку на учет в инспекцию Ростова. – Костян положил на стол портфель, достал бумаги. – И новая регистрация. Ростовская.

      Иннокентий потер затылок. Боль в голове усиливалась, и приход Костяна казался нереальным, будто шёл волнами, размазывался и ускользал.

      – Какой Ростов?

      Костян моргнул, сцепил пальцы в замок. Расцепил.

      – Так всем будет спокойнее.

      Иннокентий почувствовал, что лоб у него собирается гармошкой от удивления.

      – Что я, по-твоему, конь троянский?

      – Давай не будем! – Костян шлёпнул свою лопату-ладонь на бумаги и передвинул их к Иннокентию. – Деньги на дорогу я дам.

      К горлу что-то подкатило, обожгло, ошпарило. Иннокентий стиснул челюсти и усилием воли смолчал.

      Принтер загудел, захрустел пластиковыми внутренностями.

      Открылась дверь, женский голос пискнул: «Ой, здравствуйте, Константин Михайлович!», рука с аккуратными, как конфеты, ногтями схватила распечатку, и снова все затихло.

      Костян