Екатерина Чубарова. Татьяна Алексеевна Коршунова

шёпотом заговорила Ненила. – Мене кажется, он был средь них. От него смердело так же.

      Барышни молча посмотрели на неё, высвеченную мигающими всполохами.

      – Я не думал, что русские злые, – произнёс Раффаеле. – Когда надо защищать свою землю от врагов, они сами – враги друг друга. Нападают, убивают, грабят… Ненавидят… Мне жаль вашу страну… У нас в Неаполе тоже есть разбойники… Неаполитанцы, как русские, могут ненавидеть… Теперь они предали короля и свергли его…

      – И наши однажды предадут и свергнут царя. Как я говорю, так и будет! – ответила Екатерина.

      Леонтий блестящими глазами смотрел на умиротворяющее пламя. Не привык он лежать в присутствии господ, когда они так нуждались в его верном служении. Он силился найти в себе прежнюю мощь, но здоровье уходило из тела, и боль дробила седую голову.

      От дороги их закрывала огромная пушистая ель. Нижние тяжёлые лапы её лежали на земле. Поверх осыпанной хвои Екатерина расстелила одеяло.

      – Кто-то из нас должен смотреть за костром и стеречь от опасностей, пока другие будут спать, – сказала она.

      – Вы сможете уснуть – на земле? – Раффаеле ткнул пальцем под ноги.

      – Сеньор Раффаеле, в военный лагерь мы с вами едем тоже не на перинах спать!

      «Едем, – повторила она шёпотом, развязывая шляпные ленты. – Знали бы мои бедные родители… Знала бы Нина, где я этой ночью. Знал бы Александр…»

      Под осинами покоился толстый ствол древнего дерева, заросший мягким мхом и лишайником. Раффаеле сел на него, уже не думая о чистоте белых панталон, – сейчас бóльшим несчастьем мог бы быть только дождь. Саблю ротмистра Чубарова он вынул из ножен и воткнул в землю перед собой.

      Барышни повесили шляпки на сучья и легли рядом, чтобы греть друг друга. На своём одеяле оставили место и для Ненилы. Она пряталась за деревьями – кормила Алёнку.

      Странно было лежать на земле, чувствовать её неровности, видеть плывущую бесконечную даль чёрного неба – словно на плоту посреди штилевого моря. Спать не получалось. И Лиза, и Екатерина молчали, наблюдая едва уловимое кружение земли. Облака то и дело закрывали и открывали небесные светила. А вдали виднелась особая звезда – словно зависшая в своём падении, с маленьким золотым шлейфом. Её тоже то скрывали, то освобождали движущиеся тучи. Это было прощальное блистание кометы, дивящей Россию последний год.

      Екатерина отвернулась к костру: слёзы не поддавались воле и не могли остановиться. Лиза тряслась и жалась к ней, как птенец.

      – Ложись ближе к костру, – не дрогнул голос, ни всхлипа не выдала Екатерина, против воли захлёбываясь горячими слезами.

      – Я боюсь спать возле костра.

      И она отдала Лизе свой редингот – укрыться. Ей было жарко. И не жалко.

      «Бай-бай-бай, А-а-А-а-А», – за деревьями мелькал Ненилин белый платок. Девочка беспокоилась, хныкала. Разгорячённое тельце сквозь ватное одеяло калило матери руки.

      Тихо похрустывал сгорающий хворост. Лиза согрелась и уснула. С закрытыми глазами лежала и Екатерина – силой