Сломанное небо Салактионы. Андрей Лисьев

со стула. В глазах сразу потемнело.

      «Брякнуться в обморок прямо сейчас?!»

      Во рту пересохло. Стиснув зубы, Кутельский нащупал кухонный стол и мелкими шажками двинулся в сторону кулера. Ни Моника, ни Лев Саныч не заметили его состояния – ученые вернулись к экрану и возбужденно поочередно тыкали в него пальцами. Их слов пилот уже не слышал – в ушах барабанил пульс.

      «Да что с тобой, герой-любовник?»

      Не дойдя до кулера с питьевой водой, Кутельский увидел трехлитровую пластиковую бутылку с пивом, наполнил стакан, пригубил и…увидел на столе свой подарок – Моника сняла колечко, когда мыла руки, и забыла. Чарли посмотрел на кольцо сквозь пиво в стакане. Оно показалось ему чудесным, а легкомысленная Моника просто недостойной такого подарка.

      «И меня тоже! – Кутельский залпом допил пиво. – Закатить ей сцену? Сейчас? Мальчишество! Они же просто разговаривают. Только все испорчу. Упиваться жалостью к себе?»

      Он снова посмотрел на девушку, ее требующий поцелуя беззащитный затылок, линию плеч, талию.

      «Ну, уж нет, я так просто этому хмырю Монику не отдам!» – твердо решив бороться за свою любовь, Чарли бесшумно прошел в спальню.

* * *

      В крошечном грязном иллюминаторе розовела салактионская темнота. Чарли Кутельский взглянул на часы, он проспал, как и планировал, шесть часов. Вспомнил предыдущий рассвет и потянулся за саксофоном, кончик которого свешивался с полки над головой.

      Стараясь не шуметь, пробрался в темноте мимо выключенного экрана.

      Чарли занял прежнее место на платформе и постарался не думать о следующем полете. Сейчас ему не хотелось играться с отступающим розовым туманом, вместо этого он прослушал записи, чтобы безжалостно искромсать симфонию в поисках уникальных гармоник саксофона.

      Над горизонтом со стороны, противоположной той, куда ушла «вторая», вставала Гиза. Черные скалы, обрамлявшие озеро, стали видны целиком. Но озеро и пляж все еще скрывались под тонким покрывалом тумана. Солнечные лучи коснулись скал и окрасили их в фиолетовый цвет. Кутельский перестал слушать записи.

      Гиза приподнялась чуть выше, скалы стали синими, на них заиграли зеленые тени. Чарли зажмурился.

      «Мираж?»

      Нет – теперь скалы были ярко-зелеными.

      «Вот это номер!»

      Он коснулся клапанов сакса.

      Камни пожелтели. Чарли начал импровизацию.

      Камни налились оранжевым оттенком.

      Кутельский включил запись. Закрывать глаза не хотелось.

      Волшебные рассветы Салактионы – вот что имел в виду путеводитель! Значит, сейчас я увижу все девять цветов салактионской радуги?

      На минуту скалы стали кроваво-красными, чтобы тут же порозоветь, размягчиться и стать одного оттенка с туманом над озером. Это было мгновение, когда и небо, и скалы, и туман были одного цвета – розового.

      Кутельский сморгнул увиденное им чудо. Скалы побелели, туман растворился, небо стало голубым.

      Чарли заиграл и… Вот оно!

      Скалы Салактионы стали прозрачными. Кристально прозрачными. В течение дня они мутнели, мозолили глаз