Почти три года. Ленинградский дневник. Вера Инбер

авиации и танков. Один все повторяет жарким, трудным шепотом:

      – Таночков бы нам, таночков!

      Другой, командир без ноги, раненный под Кингисеппом, сказал:

      – Я готов еще принять на себя раны, только бы война хорошо кончилась.

      Третий, тоже раненный в ногу, с медалью «За отвагу», трогательно пришпиленной к ночной сорочке, говорит:

      – Только бы эту саранчу отогнать! – Это он о фашистских самолетах.

      Четвертый оказал о траншеях и блиндажах:

      – Не дают земле покоя.

      25 сентября 1941 года

      Во время тревоги раненые мрачнеют. Их угнетает сознание собственной беспомощности, неподвижности. Ведь большинство не в состоянии сделать ни одного шага.

      На днях я сидела в палате, в центре комнаты, на табурете, и читала рассказ Горького. Вдруг завыли сирены, зенитки наполнили все небо. Грохнула бомба, зазвенели стекла.

      Я сидела на табуретке без спинки, даже прислониться не к чему. Кругом окна, окна… И раненые, беспомощные люди невольно смотрят на меня, здоровую: как я? А я собрала всю свою волю; переждав гул, читаю, слежу только за тем, чтобы голос не дрогнул.

      Но, придя домой, сразу вся ослабела от пережитого страха, даже прилегла на полчасика.

      Про бомбу бойцы знают, но говорят о ней вскользь. Известно ли им, что она до сих пор лежит не взорвавшаяся?

      27 сентября 1941 года

      Бомба все лежит. Подрывники выбиваются из сил, а она, как страшный клад, не дается в руки, уходит все дальше в землю. Что наработают за день, ночью идет прахом.

      Земля у нас в саду вся изрыта: «Не дают покоя земле».

      28 сентября 1941 года

      Сегодня состоялся общегородской митинг женщин Ленинграда. Мы с редактором «Смены» писали всю ночь обращение. Во время очередной ночной тревоги соседи из верхних этажей спустились в квартиру редактора и скорбно сидели с детьми в передней под вешалкой: в бомбоубежище почему-то не пошли.

      В чужом доме налет гораздо страшнее, чем у себя дома.

      29 сентября 1941 года

      Бомба все лежит. Мы уже почти забыли о ней, но она еще опасна.

      4 октября 1941 года

      Пришлось устроить настоящую штольню, вбить в землю деревянные шпунты и тем задержать бомбу на определенной глубине.

      Сегодня, наконец, нас позвали взглянуть на нее. Мы с И. Д. пошли в отгороженную часть сада, куда все это время никого не пускали.

      Тяжелая фугаска лежала вся на виду: огромная, окрашенная в голубоватый цвет, с желтыми подпалинами, с заостренным рылом и тупым задом.

      Взрыватель был отвинчен, и из глубины бомбы длинной лопаточкой, смоченной водой, выгребали зеленоватую глину, такую незлобивую на вид. Это был тротил – взрывчатое вещество.

      Теперь бомба увезена в военный музей. Кусок стабилизатора я оставила себе на память.

      5 октября 1941 года

      Бомба не выходит у меня из головы. Начала писать о ней размером моего «Путевого дневника».

      Получила письмо из Чистополя от 18 августа. Жанна пишет о мальчике:

      «Он