Почти три года. Ленинградский дневник. Вера Инбер

совещании пластинки льда стали отваливаться от войлока. В конце первого дня, после доклада и выступления, меня попросили почитать. Я прочла «Свет и тепло», вторую главу, еще не совсем законченную.

      Мы с Кетлинской, как женщины и гостьи, ночевали комфортабельно: за занавесками, на койках, в той же комнате, где заседали. Она была сизая от папиросного и трубочного дыма, но зато в ней было тепло от человеческого дыхания и от маленькой, но очень ревностной печурки.

      Под утро, проснувшись от резкого похолодания, я поняла, что печка погасла. Но тут же услыхала сочный треск, как будто взрезали арбуз. Оказывается, кто-то разрубил топором стул, на котором заседал днем. И вижу – бросает его в печку. Горемычные ленинградские стулья! Снова стало тепло, и я заснула.

      Отдельные выступления писателей-балтийцев были интересны. Иные фразы особенно хороши по точности. Кое-что записала.

      «Выходы», «вылеты» и «выползы» на передовые позиции. Последнее о пластунах.

      «Поэзия точного выполнения воинского устава».

      «Скоротечная обстановка».

      «Корабли прошли главным образом на политико-моральном состоянии людей, так как котлы уже не работали».

      «Мирная блиндажная обстановка».

      «Вывел людей без потерь, за исключением самого себя».

      «Подводная лодка любит глубину. У берега она не может».

      «Тральщики – пахари моря».

      «Подводная лодка не любит белых ночей».

      Наши листовки пускались через линию фронта луком. Двое натягивали тетиву, третий пускал стрелу, начиненную листовками…

      К концу второго дня отвезли меня домой на машине.

      12 февраля 1942 года

      Боюсь за И. Д. Очень плохо выглядит. Похудел очень и все зябнет. Ходит медленно, опираясь на палку. Хуже всего дело обстоит с руками. Суставы покраснели и вздулись. Кожа натянулась, как лайка, и блестит.

      Вторая глава идет медленно, но по прежнему хорошо. От Жанны – ничего. Я утешаю себя тем, что письмо, возможно, и есть, но оно лежит в не разобранной глыбе писем в нашем почтовом отделении. Оно есть, но к нему не добраться. Однако другие все же получают.