Не бойся темноты. Светлана Шульга

будто разбираешь старый пыльный хлам в кладовых памяти. Разбираешь, выкидываешь, и прошлое видится яснее. Произошедшее перестаёт быть чёрным шумом, поглощающим мой мир. Мой маленький мир!

      Хаос упорядочивается, и ко мне даже какими-то просветлениями приходит осознание:

      А ведь Вселенная родилась из хаоса.

      Значит, что-то новое родится и из моего.

      К вечеру нахожу силы, встаю и шаркаю в ванную умыться. Всё невидимо глазу меняется в доме. Всё становится тяжелым: воздух, время, воспоминания, вещи. Вот и невесомые раньше тапочки стали невыносимо тяжёлыми.

      На тумбе в ванной заботливо расставлены твои тюбики, бутылочки и букетик завядших ландышей – не помню, откуда он тут, – зубная щётка и крема. Где ты? Как ты там без своей любимой зубной щётки?

      Неровное течение мыслей нарушает жалобное мяуканье. Из белой керамической пустоты на меня смотрят просящие жёлто-зелёные глаза.

      – Матраскин!

      Беру его на руки и невольно прижимаю к себе.

      Ты не хотел детей. Категорически. А я верила, что частички сплетающихся наших ДНК дадут жизнь, способную навсегда избавить меня от недорадости.

      ***

      Сидим, как обычно, напротив друг друга. Ты читаешь мне вслух сценарий о каком-то любвеобильном дипломате-шпионе и его похождениях, я покачиваюсь и молчу. Потрескивает камин.

      – Мышь, ты меня слушаешь или ты где-то не здесь?

      – Послушай, должно же быть лекарство, когда никакие другие лекарства мне не помогают.

      – Мышь, – хмуришь брови, поднимаешь свои пронзительные глаза к старой люстре с сосульками-подвесками, льющимися разноцветным дождём из серого абажура. Он как зонт раскинулся прямо над нами. Вздыхаешь, роняешь руки на колени, белые исписанные листы печально планируют на пол. – Мышь, сколько можно! Дети – это не лекарство.

      – Ты хочешь сказать, что у нас никогда не будет детей?

      – Мышь, ну давай не будем ссориться. И ты сказала за меня. Не хочу продолжать, давай не портить выходные.

      – То есть ты боишься испортить выходные, но не боишься испортить мне жизнь?

      – Прошу, не начинай! – ты демонстративно складываешь руки на груди домиком.

      – Тогда давай хотя бы возьмём ребёнкозаменителя! – настаиваю я.

      – Ты про собаку?

      – Почему про собаку?

      – В Финляндии так называют собак. – Я понимаю, что ты пытаешься уйти от разговора, и уже не препятствую.

      – Мы не в Финляндии, поэтому возьмём кота. – Ты снова поднимаешь глаза к абажуру и вздыхаешь с видом мученика вселенского масштаба.

      – О боги, Мышь! Представляешь, что будет? Шерсть да шерсть кругом.

      – Ну и пусть. Зато в нашем доме будет добро, и каждый раз, возвращаясь, мы будем ехать и знать, что он нас ждёт дома.

      ***

      Спустя год активного котосопротивления я тебя уговорила. На сомнительного ребёнкозаменителя – стареющего кота из приюта. Имя ему придумал ты – Матраскин.

      И Матраскин ждал. Надин беспрекословно всегда, когда мы уезжали, укотосыновляла хвостатого. И каждый