Не бойся темноты. Светлана Шульга

этой кофты навечно впечаталась и в нашу историю.

      ***

      Пробираемся сквозь толпы довольно нагло настроенных продавцов. Громкоголосые, они призывают зевак на всех языках мира. Бродя по парижским переулкам, мы, сами того не ведая, забрели на любопытную улицу.

      Стоим, словно в музее антиквариата, и обсуждаем каждый привлекающий наше внимание предмет: стул, вазу или причудливый светильник. Ты на ходу придумываешь истории для всех. Постепенно добираемся и до медного самовара. Несмотря на то, что его левый бок изрядно помят, а сам он весь покрыт мелкой паутинкой царапок, самовар, как важный купец, напыжился и сверкает, подставляя лоснящиеся щеки солнцу и взглядам прохожих ротозеев.

      – А этот пузатенький точно сбежал сюда, в Париж, вместе со своими хозяевами из революционной России. Такие медные самовары покупали только состоятельные люди. Видимо, он был им дорог. Точно. Достался от какой-нибудь пра-пра-пра… Хорошо тут с ними пожил. Посмотри, какие у него отъетые бока…

      – Ну ви только гляньте. Ну ви только послушайте. Соломон, тут наши люди! – в ответ нашим фантазиям летит русская речь, и мы уже внутри горячих объятий незнакомой эмигрантки. – Какими судьбами ви у нас в Парижах? Дайте обниму, и мне есть что вам предложить! Я тут слышала, ви имеете желание вернуть раритет на родину. Так я разве против? И родина, и самовар вас за это отблагодарят. Ну что ви смотрите на меня? Берите антиквариат. Краник работает, дно не течёт.

      – Какая красота! Вы из России? Нет, нет. Нам не нужен самовар, – едва успеваю ввернуть, пятясь от уже просватанного раритета.

      – Я с Одессы. Здрасьте! Не хотите самовар, таки купите кофту на мальчика!

      – Это вы про этого мальчика? – осматриваю я высоченного, широкоплечего тебя и развожу руками. – Да ваша кофта размера на два его больше.

      Седая одесситка продолжает тираду:

      – Ви своего мальчика видели? Это ж Эйфелева башня в штанах и с бородой. Как раз для него. Точно для него.

      Ты, с высоты своего дюжего роста, щуришь огромные, чуть навыкат, пронзительно-синие глаза, сводишь непослушные брови и мотаешь головой. Упругая, порядком отросшая копна с золотистым отливом на твоей голове вздрагивает от заливающего улицу громкого смеха. Ты откровенно ржёшь. Именно ржёшь во весь голос и уже натягиваешь огромную мешкообразную вещь с железными пуговицами, напоминающими значки с выбитыми на них выпуклыми и потёртыми местами Эйфелевыми башнями.

      – Ну что ви так широко улыбаетесь. Ей-богу. Берите, берите и не расчёсывайте мне нервы. Чистая шерсть. А шарф если ещё возьмёте, отдам почти задаром. Чисто французская вещь, одни пуговицы, смотрите! Сара вам говорит – вещь!

      – Давай возьмём! Мальчику на вырост.

      – Ты с ума сошел! Да в эту кофту влезет два даже таких «мальчика»! – сквозь твои хлюпающие и хрюкающие звуки я пытаюсь донести голос разума.

      – Ничего, давай возьмём. Мальчику на вырост. Скидку дадите?

      – Ой, не надо меня уговаривать, я и так соглашусь! Вот, вот. Что я вам и говорю. Мальчику