Я у мамы дурочка. Светлана Гершанова

старый, терять мне нечего.

      И шагнул к шкафу. Замок поддался легко и охотно, будто ждал именно этого.

      Книжку нашли не сразу, она была тоненькая, в мягкой обложке, один печатный лист. Она просто утонула в серьёзных фолиантах в редакторском шкафу. Но вот она, вот она! Никак не попадает ко мне в руки, все, ну все хотят подержать её, посмотреть, потрогать!

      Наконец я держу её. Как она чудесно пахнет типографской краской! А Виталий Сёмин говорит:

      – Смотрите, смотрите же на Светлану! Вы больше никогда в жизни не увидите такого счастливого человека…

      Розы от капитана

      Это была счастливая-счастливая полоса в моей жизни. Жалко, что она оборвалась на взлёте. Люди в один прекрасный день просыпаются знаменитыми. Я в один прекрасный день проснулась изгоем.

      Но до этого ещё было далеко. А пока небо было ясным, мою тоненькую книжечку стихов в один голос хвалила вся ростовская пресса и даже «Комсомольская правда»!

      Я была счастлива.

      Приехала на денёк в Ростов с острова, где проводила свой отпуск, забежала в Союз писателей. Встретила в коридоре Иллариона Николаевича Стальского, поздоровалась, прошла мимо, услышала вслед его громовой голос:

      – Столько шума из-за одного печатного листа!

      В бюро пропаганды меня как будто только и ждали:

      – Хотите поехать по Дону на агитационном теплоходе?

      – Конечно хочу!

      Это было продолжением счастливой полосы. Синее небо, тихий Дон, свежий ветер и свобода!

      На теплоходе выставка художников Дона, две милые девушки-искусствоведы, два известных ростовских поэта, молоденькая поэтесса, только что кончила библиотечный институт, приехала работать в нашу областную библиотеку. Здесь она – от библиотеки.

      И я радуюсь, дурочка: поэтесса, будем дружить, а то одни ребята пишут стихи!

      Директор бюро пропаганды на одной из стоянок загрузил целую гору арбузов. Команду не угощают.

      – Они же ловят рыбу и отдают её в общий котёл! – возмущаюсь я. – Не буду есть ваши арбузы.

      Меня поддерживают все, бунт на корабле! И справедливость торжествует.

      Команда ведёт себя так, будто они одни на теплоходике. Ловят рыбу удочками. Такое впечатление, что мы идём в каком-то рыбном косяке. Они не успевают насаживать приманку: карпы с коричневой чешуёй, изящная сула – так на Дону называют судака.

      Рыбу жарят на завтрак, обед и ужин, из неё варят настоящую донскую уху с помидорами, которых на Дону так же много, как рыбы и арбузов. Щедрый август!

      Команда ходит в немыслимых трусах и майках, в старых шлёпанцах или босиком, и капитан в том числе.

      Вот и сейчас он стоит у штурвала, майка растянута, трусы до колен, он небрит и растрёпан, сигарета в углу рта.

      Наши снобы команду вообще не замечают, ведут себя так, будто именно они одни на теплоходике.

      Но чего в меня Господь не доложил, так это снобизма.

      Я сажусь рядом на бухту каната и улыбаюсь. И капитан поглядывает на меня искоса.

      – Хорошо идём, – сообщаю я, – быстро!

      – Так надо успеть к вашему