Ключ от стального сердца. Тата Ефремова

к специалисту!

      – Все нормально. Мне снились… акулы. Ты ведь в курсе, что я их боюсь. Не надо мне никуда! Видал я твоих специалистов!

      Мысленно я, конечно, выразился пожестче.

      – Не груби! Если не доверяешь традиционной медицине, пойдем к знающим людям. Есть прекрасные парапсихологи, работающие с подсознанием. У меня связи, я ерунду какую-нибудь не предложу!

      – Мам, это все джетлаг*. Успокойся. Иди спать.

      (*– синдром смены часового пояса)

      – Я теперь не смогу заснуть. Придется накачаться кофе. И какого черта, Макс, ты запираешь дверь? Что тебе скрывать от собственной матери? Просто типичный подростковый максимализм.

      Мать ушла на кухню, шаркая ногами в комнатных тапочках.

      Я сжал голову руками. Неужели все сначала? Эй, алё! Вселенная, ты решила, что мне мало? Я и так не могу нырять – теперь мне еще вернуться на два года назад?

      Март. Мне срочно нужен Димон.

      Мать упрыгала куда-то, то ли по делам, то ли по подружкам, которых она еще не удостоила великой чести подробного рассказа о своей нереально крутой жизни на Тае. Я принял душ, уселся напротив ноута и приготовил себе кружку кофе.

      Марченко обещал позвонить по видеосвязи, как только поможет тете Вике с вареньем. В ожидании звонка я принялся с отвращением осматривать кухню. Я и забыл, как мерзостно-минималистично в нашей Мергелевской квартире. Белые стены, какие-то абстракции в рамках расставлены вдоль стен прямо на полу (Не спорь, Макс, это современный тренд, ты ничего не понимаешь в стиле), отсутствие… ну, не знаю… хотя бы каких-то элементарных меморабилий*.

      (* – памятная вещь).

      Раньше у бабушки (там, где сейчас косой белый стеллаж, на который и книгу-то поставить невозможно) была полка с вазочками и фарфоровыми статуэтками. Каждую неделю мы с бабушкой «купали» фарфор в железном ведерке, очищая его от вездесущей цементной пыли, протирали и ставили на место.

      Бабушка хвалила меня за то, что я выучил, как расставлять фигурки по своим местам: девочка с барашком – рядом с гордым глухарем, мальчик на коньках – за длинноногим жеребенком. Я был очень горд. Знал каждую статуэтку в лицо. Особенно мне нравились сцены из охотничьей жизни: охотники и их собачки. Гончие то они шли по следу, то держали в зубах уток или кроликов. У каждой было имя. Мама все продала через приложение на ай-фоне. Еще удивлялась, что нашлись люди, которым нравится подобная безвкусица.

      Ноут ожил. Март, потный, всклокоченный, тяжело дышал:

      – Ну и жара! А потом – бац! Резкое похолодание!

      – И как всегда норд-ост, – я вежливо поддержал вступительную беседу.

      Но светски рассусоливаться было не в обычае Димки. Если он заговорил про погоду, значит, на данный момент его действительно интересовала погода. А еще его всегда интересовало мое состояние. Он чувствовал личную ответственность, еще с тех самых пор, с девятого класса.

      – Что случилось? Помощь нужна? – быстро спросил Март.

      – Так заметно? – спросил я, криво усмехнувшись.

      – Ты просто так на срочный разговор