Ключ от стального сердца. Тата Ефремова

психанул и отключился. Потом перезвоню, извинюсь. А может, не извинюсь. У нас с отцом сейчас странные отношения. Ни он по мне особо не скучает – у него сын от второго брака, которому сейчас почти год – ни я по нему. Первое время он помогал матери по-крупному, ей даже работать не нужно было, а потом ручеек бабла начал потихоньку иссякать, все уходило в новый дом и в новую семью. Мне всегда было плевать на его деньги, я и сам мог неплохо заработать, обучая новичков в клубе дайвинга, а вот мать с трудом приспособилась к новым реалиям.

      Мама и Марченко уже спустились в столовую. Я сел за столик и поздоровался. Застал разговор, в котором мама рассказывала, как поразил ее юг России. Мол, ни масочного режима, ни ограничений. Сетовала, что хотя тайцы дисциплинированные, все портят фаранги*, а двух ее друзей недавно депортировали с Бали за то, что те не закрывали масками нос.

      (*фаранг – иностранец)

      Марченко пожимали плечами. Они выбрались отдыхать, а не грузить себя чужими проблемами.

      Тетя Вика никак не могла прийти в себя после вчерашней встречи. Снова окинула меня взглядом и ошеломленно пробормотала:

      – Боже, как все-таки Макс вытянулся! Я его ведь только на фото видела, а он там всегда в море, не поймешь – брызги, солнце. Наверное, девчонки так и липнут. Да, Макс?

      – Не без того, – за меня со вздохом ответила мама. – И причем все как одна шизоидные личности, не побоюсь этого слова. Нет, серьезно. Сплошь странные экземпляры. Это в ближайшем будущем, видимо, будет нормой. Нормальная молодежь, культурная, начитанная, высокодуховная, скоро станет редкостью. Нас с вами, я скажу, очень повезло с детьми.

      – У нас в классе много замечательной молодежи, – с гордостью сообщила бабушка Димки. – И девочки хорошие есть. Юля, Оля, Алина… Алина мне очень нравится, всегда вежливая, читать любит.

      Семья Марченко дружно покосилась на «кровиночку». Димон сосредоточенно ковырял салат. Один глаз у него подергивался.

      – Да-да, – суетливо подтвердила Димкина тетя. – Не все девочки плохие.

      – Но что будет, когда к нам переведутся детки из… неблагополучной шестнадцатой школы? – мама многозначительно закатила глаза.

      Марченко выразились в смысле «ужас-ужас». Разговор приобрел новое, свежее звучание. Бабушка Димки возмущалась больше всех. Она еще «по-о-омнила, хорошо по-о-омнила», какой кошмар творился в нашей прежней школе.

      – Да все там нормально было, – опрометчиво вякнул я. – Мы мелкие были просто, дурные.

      Тогда все посмотрели на меня.

      – Всем приятного. Пойду возьму себе чего-нибудь… – сказал я, подавившись словом «пожрать».

      Встал, светски изогнулся и отошел к раздаче. Взял себе пару бутербродов, салат и чай. Сел за другой столик, весело помахав маме. Та недовольно поморщилась, но «прилюдно позориться», зазывая меня обратно в свою тусовку олдскулов, не стала. К моему изумлению, Димон пересел ко мне. В его положении такой поступок приравнивался к революции в отдельно взятой семейной ячейке.

      – Ого! – сказал я. –