Обитатели холмов. Ричард Адамс

как все остальные.

      – Он пахнет как сбитое дождем ячменное зерно, гниющее в поле. Он пахнет, как раненый крот, который не смог уползти в свою нору.

      – А по мне, так он пахнет как толстый, большой кролик, в животе у которого полно морковки. Но я подойду с тобой вместе.

      Когда, протиснувшись сквозь толпу, они подобрались к другому концу пещеры, Орех с удивлением увидел, что Дубравка – простой недомерок. В Сэндлфорде такого никто никогда не попросил бы что-нибудь рассказать, разве что в кругу нескольких приятелей. Вид у Дубравки был лихой и отчаянный, уши так и ходили ходуном. Начав говорить, он, казалось, постепенно забыл о слушателях и все время поворачивал голову в сторону тоннеля, который темнел у него за спиной, будто прислушиваясь к какому-то неведомому, слышному только ему одному звуку. Голос его завораживал, как движение света и ветра над лугом, и вскоре, почувствовав ритм стиха, в пещере замолкли все.

      Гуляет ветер, ветер над травою,

      Сережки ив серебряных качает.

      Куда ты, ветер, мчишься так? – Далёко,

      За горы и холмы, за край земли. —

      Возьми меня с собою прямо ввысь,

      И я помчусь, я стану Кролик Ветра

      Там, в небе перистом, где небеса и кролик.

      Река бежит, бежит себе над галькой,

      Меж синих вероник и желтых лилий.

      Куда ты мчишься так, река? – Далёко,

      Всю ночь скольжу за вересковый склон. —

      Возьми меня, река, в сиянье звездном,

      И я помчусь, я стану Кролик Рек

      За гладью вод, где зелень вод и кролик.

      Летит по осени дождь листьев желтых, бурых.

      Шуршат в канаве листья, виснут на ограде.

      Куда вы мчитесь? – Мы уйдем далёко,

      Куда дожди и ягоды уходят. —

      Возьмите и меня в глубь темных странствий.

      Помчусь за вами, стану Кролик Листьев

      В глубинах недр, где лишь земля и кролик.

      Под вечер Фрит лежит на красных тучах.

      Я здесь, милорд, бегу в траве высокой.

      Возьми меня с собой за лес и горы,

      Туда, где сердце тишины и света.

      Я рад отдать тебе дыханье жизни,

      О солнца круг, слепящий круг и кролик!

      На мордочке заслушавшегося Пятика отражались одновременно глубочайшее внимание и невероятный ужас. Казалось, он впитывает каждое слово и в то же время умирает от страха. Один раз он затаил дыхание, словно испугавшись собственных, недодуманных даже мыслей, а к концу просто совсем потерял над собой контроль. Он скалил зубы и облизывался, как Черничка на дороге возле мертвого ежика.

      Иногда, увидев врага, кролик цепенеет – то ли от страха, то ли в своей простодушной надежде остаться незамеченным. Но потом, если оцепенение не переходит в паралич, он, словно сбросив чары, срывается с места невероятным броском. С Пятиком произошло сейчас нечто подобное. Он вдруг подпрыгнул и отчаянно заработал лапами, пробиваясь сквозь толпу к выходу. Получив сильный пинок, какой-нибудь кролик сердито провожал его глазами, но Пятик