Гипнофобия. Дмитрий Миронов

тоже шляпный салон. Сам мерь…

      Следующий…

      «Andy Carry», «Converse», «Carlo Pazolini», «Marmalato», бюджетные лавки «София» и «Ecco».

      – Ну, хорошо же!

      – Ценник…

      – Я добавлю.

      – Не надо. У меня есть.

      Герман начинал злиться, он был трезв, сегодня не выпил еще ни капли. Когда опять услышал:

      – Шляпа, шняга. Кинокомпания шняга-фильм представляет…

      Он сказал:

      – Все. Жду тебя на фуд-корте.

      – Ладно. Пойдем, где пиво, а потом в «Спортмастер». Куплю первое, что увижу. Надоело.

      Герман не знал, что говорить, какие слова. Они в первый раз общались так близко, на тренировках только об айкидо и привет – пока.

      Для этого и существует алкоголь. Герман украдкой за стойкой бара махнул сто грамм водки.

      – Пойми, – говорил он, – обувь самое главное. Можно быть в дурацкой куртке или майке, но первое, что бросается в глаза – ботинки, или что там у тебя. О человеке сразу можно судить по его нижним конечностям. Это нам еще в путяге объясняла учительница эстетики, был такой предмет когда-то. Всегда смотрите на обувь собеседника, говорила она. И я запомнил эти уроки, пригодилось. Через несколько лет вернулся из армии в совсем другую страну – вокруг ларьки, торговля, наперстки, кожаные куртки, «жигули девятки» с черными окнами, мне казалось тогда, что это иномарки. Все это было удивительно и заманчиво – начало девяностых, самая жара. Однажды, на одного из наших навалились какие-то черти типа нас, что-то не поделили, требовали «процент». Хуяк, забили стрелу у метро Озерки. Пришел один тип придурковатого вида, как сейчас помню, в розовом спортивном костюме, очень модном в те времена. Нас было четверо, а он один, типа авторитет. Стал именами закидывать, говорил, что от «коллектива». А я смотрю, хоп, а на ногах-то у него совдеповские «кирпичи» завода «Красный треугольник». Нормальному пацану, что бы напялить такое гавно! Дальше я уже его не слушал, если до этого был какой-то мандраж, то все как рукой сняло. Этот чертила, уловил мое настроение, сбавил тон, стал нервно оглядываться, блеять умные слова про «компромиссное решение» и еще чего-то там. Мне надоело, и я плюнул ему в глаза. Как же он драпал, сверкая «кирпичами»!

      – Поймали?

      – Зачем? И так все понятно.

      Алина не спрашивала – где работаешь или чем занимаешься. Задавать такой дурацкий вопрос солидному дяде ей казалось неприлично.

      – А я вот работаю. Здесь недалеко по Лиговке, свернуть на Жуковского. В магазине.

      – Тоже когда-то работал. Это было на заводе ЛОМО, перед самой армией. Мне еще восемнадцать не исполнилось. Все начальники в цеху отпуливали меня, не хотели брать ответственность, случись чего. Отправили к бабам на кухню, где пирожки делают. Моя задача, помимо всего прочего, была еще катить тележку с горячими пирожками в самый дальний цех. Со мной рядом шагала тетка в переднике и белом колпаке, она и продавала работягам беляши и прочие ватрушки. Покупали лихо, мгновенно очередь. Тетка метала вилкой в оберточную ленту пышки, булочки. Я сидел в уголке, с любопытством разглядывал вокруг себя огромный стеклянный куб инструментального цеха. Стены,