Просветлённый. Дара Преображенская

продолжали изрыгаться из пасти рыбы и исчезать в глубине бассейна.

      Наутро, когда Солнце едва осветило земли Греции, мы отплыли. Я простился с Сахиб. Я заметил, после той ночи она стала какой-то молчаливой, смущённой и застенчивой и вопреки всему искала уединения. Я обнял её, она потупила взгляд и инстинктивно положила свою кудрявую головку на моё сильное плечо. Если б можно было так стоять вечно….Если б мы превратились в мрамор, и отныне путешественники, отправляясь в дальние странствия, видели бы в бухте два обнявшиеся божества, как напутствие им.

      Своим видом мы бы напоминали им, что ничего не может быть выше любви, что лишь она одна даёт силу и желание бороться с несправедливостями и опасностями этого мира.

      Отец и всё, что осталось от его команды поднимались на борт корабля; второй корабль должен был остаться здесь в этой бухте до следующего плавания за пряностями. Как было условлено, я должен был отправиться вместе с отцом с торговой миссией.

      Я видел, как отец нетерпеливо пожал плечами и махнул мне рукой. Такие тёплые отношения между хозяином и его рабыней вызвали в нём удивление.

      – Дионис, поднимайся на борт!

      Галактион потрубил в свой рог; причём, он сделал это с большим удовольствием. Этот сигнал обозначал отплытие, не хватало лишь мамы, которая каждый день приходила бы к скале, чтобы видеть вход в бухту и взирать вдаль с надеждой, появятся или нет торговые корабли отца.

      Мы смотрели в глаза друг друга, и я чувствовал, что медленно растворяюсь в глубоком бездонном взгляде персиянки.

      – Сахиб, будешь ли ты ждать меня? – с надеждой в голосе спросил я, – будешь ли ждать, несмотря на то что тебе покажется, что пройдёт много времени?

      – Буду, – ответила девушка.

      Лёгкая, как пушинка, беззащитная с тонкой талией и широкими бёдрами, она была вся здесь передо мною. Я подавил своё желание и крепче обнял девушку.

      – Я обязательно вернусь к тебе, Сахиб, я вернусь, чтобы мы всегда были вместе.

      Две маленькие слезинки, словно, жемчужины, упали на камни.

      – Господин, Вы вернётесь в Ваше поместье, чтобы затем жениться на Клаудии из Афин, – горько произнесла она своим грудным пронизывающим насквозь голосом, которым я всегда так восхищался, – и, если это случится, бедная Сахиб навсегда покинет ваше поместье, господин. Праздник Быков уже приближается.

      – Обещаю тебе, Сахиб, этого никогда не произойдёт, я никогда не женюсь на Клаудии.

      – Но тогда Ваши родители проклянут Вас.

      – Нет, они поймут, что мы любим друг друга. Они позволят мне освободить тебя, чтобы с благословения Великого Зевса воссоединить наши судьбы.

      – У меня другие боги, господин, которым я поклоняюсь и поклонялась с рождения, как это делали мои родители ещё там в окрестностях Персеполя.

      – В каких же богов ты веруешь, Сахиб? – спросил я, погладив завитки её волос.

      – Имя моего бога – Ахурамазда, а религия моя – зороастризм. Я поклоняюсь огню, как и мои далёкие предки.

      Рог протрубил во второй раз, третий сигнал означал отплытие. Отец и Галактион помахали мне с корабля.

      – Эй, Дионис, заканчивай целоваться с рабыней