Две жизни Пинхаса Рутенберга. Пётр Азарэль

два листа бумаги. Один был доверенностью от рабочих, а второй петицией – их он нёс царю. Рутенберг сунул их в карман пальто и окинул священника взглядом.

      – Вас узнают, если Вы попадётесь на глаза полиции. Нужно изменить внешность. Я думаю, нужно остричь волосы.

      Гапон согласно кивнул. Рутенберг вытащил взятый утром на всякий случай перочинный нож, в котором были встроены маленькие складные ножницы. Отец Георгий покорно нагнул голову, и Пинхас стал обрезать бороду и пряди длинных волос на голове. Рабочие стояли вокруг с обнажёнными головами, очарованные этим великим постригом, и с благоговением получали в протянутые руки из его рук остриженные волосы Гапона. Теперь он был неузнаваем. Рутенберг предложил пробираться в город. На перекрёстках и переездах они наталкивались на группы солдат и жандармов. Гапона в этом случае била нервная лихорадка – он панически боялся ареста. И каждый раз Рутенбергу приходилось с трудом успокаивать его. Наконец через Варшавский вокзал им удалось преодолеть кордоны окружавших пригороды войск. Рутенберг повёл его вначале к одним знакомым, потом, заметая следы, к другим.

      Вечером их проводили к Горькому, работавшему в своём кабинете. Тот, увидев Гапона, подошёл к нему, обнял и предложил ему сесть.

      – Что теперь делать, Алексей Максимович? – спросил Гапон.

      Горький подошёл, посмотрел ему в глаза и, стараясь ободрить сидевшего перед ним совсем растерянного человека, ласково и в то же время сурово произнёс:

      – Что ж, надо идти до конца. Всё равно. Даже если придётся умирать.

      В этот момент в кабинет вошёл Рутенберг. Он пожал руку писателю, с интересом разглядывавшему его, и повернулся к Гапону.

      – Довольно, батька, вздохов и стонов! Рабочие ждут от тебя дела.

      – Мартын, поедем к ним.

      – Нет, батька, я против. Надо сказать рабочим, что ты занимаешься их делом.

      – Мартын, – воскликнул Гапон, – садись, пиши! Надо скорей!

      Пинхас сел на диван и, опершись на стол, не торопясь написал записку, и протянул её Гапону. Тот прочёл, одобрительно кивнул и вернул её Рутенбергу. Пинхас поднялся и вышел из кабинета. В гостиной он подошёл к ожидавшему его рабочему Семенову.

      – Передай это, милый, в Нарвское отделение. Успокой людей. Скажи, отец Георгий готовит послание народу.

      – Хорошо, Пётр Моисеевич, – сказал Семенов и скорым шагом вышел из квартиры.

      Горький предложил отправиться в Вольно-экономическое общество, где собралась левая интеллигенция. Все ожидали выступления Гапона. Взволнованный он поднялся на трибуну.

      – Братья! У меня в руках документы, которые я хочу зачитать.

      Он вынул из кармана пиджака листы, переданные ему Рутенбергом, и начал читать. Закончив, оглянул аудиторию.

      – Теперь мы знаем, что инициаторами расстрела являются Владимир Александрович и Сергей Александрович – дядья царя Николая. На их руках кровь сотен погибших и тысяч раненых. Я призываю вас поддержать народное восстание и помочь рабочим добыть оружие.

      После