За твоими глазами. Лина Соле

зная, что Марго меня все равно не услышит.

      Она появилась в дверях, держа тарелку с чем-то дымящимся.

      – Помнишь, как мы с тобой пекли такие? – она показала мне, что лежало на тарелке: тоненькие блинчики с неровными краями. Я улыбнулась через силу. Да, я помнила. Папы тогда не было дома, и мы, десятилетние девочки, закоптили всю нашу маленькую кухню, пытаясь приготовить первые в жизни блины. – Давай, детка, надо поесть. Так до хорошего не доведешь.

      Она оторвала мне маленький кусочек и поднесла ко рту. Я вздохнула, но приоткрыла губы, кто и мог меня накормить и укрыть от целого злого мира – только Марго. Я съела половину блина и сказала, что больше не могу. «Ладно, – тоскливо хмыкнула подруга. – С чего-то надо начинать». Она скрылась на кухне, а я обхватила тощие колени руками и уставилась в пустоту.

      Еще две недели назад мы с Тони загорали на пляже. Конец августа выдался катастрофически жарким.

      – Почему ты не хочешь ко мне переехать? – он повернулся на бок и приподнял солнцезащитные очки. – До работы – пять минут на машине, центр города, все развлечения рядом. Все выходные мы и так проводим у меня.

      – Я уже говорила, – я приоткрыла один глаз и посмотрела на Тони. Солнце ослепляло. – Еще рано.

      – Два месяца, Мэй. Или ты из какой-то секты староверов? Никакого секса до свадьбы и все в таком духе? – он рассмеялся.

      – Главное правило нашей секты я уже нарушила, – я растянулась в ухмылке и отвернулась, снова закрыв глаза.

      – Познакомишь меня с отцом?

      – Что? – я резко села и уставилась на Тони. – Ты серьезно?

      – Ну да. Должен же я получить благословение, – он сжал губы, пытаясь сдержать улыбку, но один уголок губ непослушно полз наверх. Одной моей поднятой брови хватило, чтобы он не выдержал и засмеялся. – Ладно, для начала, благословение на твой переезд. Ты ужасно несносная, Мэй, я никак не могу тебя уломать. Мне нужна мужская солидарность.

      – Там ты ее точно не получишь, папа слишком оберегает меня, – я прищурилась, хотелось сказать что-то колкое, но и не обидеть Тони. Пока я думала, Тони выдал:

      – Значит, по его мнению, такой грешник, как я, не может посещать сей чудный храм? – он скользнул пальцами мне между ног.

      – Фу! – я оттолкнула его руку. – Что за богохульство! И… мой папа, надеюсь, вообще не думает о том, чем мы занимаемся.

      Я поняла, что краснею. Произносить эти слова было, по меньшей мере, странно. Тони промолчал, но на его лице было красноречиво написано, что «все всё прекрасно понимают». «В итоге, мы все – взрослые люди», – мысленно успокаивала я себя.

      На следующий день Тони снова напомнил мне о разговоре на пляже, разогревая ужин:

      – Ты так и не сказала, когда познакомишь меня с отцом.

      – Я думала, ты не всерьез, – я округлила глаза. Он пожал плечами и подошел ко мне, целуя в макушку.

      – Я всегда очень серьезен. Особенно в том, что касается тебя, Майя.

      – Тогда в эту пятницу, – я была уверена, что он пойдет на попятную, скажет: «Да ладно, я пошутил».

      – Хорошо, –