Пять невест и одна демоница. Карина Демина

что поделаешь? Быть королем непросто.

      – Дорогой супруг, – Матильда присела в придворном книксене. И высокий парик, из которого торчали страусовые перья, качнулся. Перья тоже качнулись, засияв в свете свечей.

      Новая мода.

      Алмазная пыль. И перья, и пыль стоили дорого, а уж если вместе… заныли и зубы. Дражайшая Флорочка, весьма милая особа, к которой Вециан изволил проявить внимание, намекнула, что весьма желала бы получить подарок.

      Эти самые перья.

      А в казне пусто. Совсем пусто. Даже тоска с этой пустоты берет такая, что колет не только в спине, но и в груди.

      – Счастлив видеть вас, – проскрипел Вециан, указав на кресло. – Идите.

      Это уже лекарю, что замер, явно прислушиваясь к каждому слову. И поднялся-то он неохотно, начал что-то там говорить, что, мол, нужно за примочкой приглядывать, что…

      – Идите, – повторила королева и таким тоном, что лекарь враз куда-то подевался, а с ним и помощники, и даже лакей, державший поднос со сластями. Во дворце норов Матильды знали преотлично. И она, поправив шелковые юбки, убедившись, что никто-то не слушает, шагнула к мужу.

      Длинные смуглые пальцы – а ведь сколько уж лет их пытаются отбелить – вцепились в ухо и крутанули.

      – Ай! – возмущенно взвизгнули Его королевское Величество, но вырываться не стали. Пальцы у Матильды, даром, что смуглые, но цепкие весьма. – Ты чего?

      – А ты чего? Совсем страх потерял? – поинтересовалась она сварливо.

      И сразу стало понятно, что вот она, купеческая дочь.

      Даром, что Ришьенам еще дед Вециана титул жаловал вместе с подходящею супругой из старого, но оскудевшего рода. За полста лет аристократизму не прибудет. Как были торговцами, так и остались, но…

      …задолжал он им прилично.

      И вновь просить придется.

      – Эта девка в глаза мне заявила, что мои перья не так и хороши, что ее всяко лучше будут.

      – Это Флора? – Вециан поморщился.

      Надо же, какая дура… а милой казалась.

      – Она самая, – Матильда ухо отпустила и сползшую было примочку поправила. – Все не успокоишься никак?

      – Мотечка…

      – Что «Мотечка»? Сколько уж я лет Мотечка… совесть имел бы… не нагулялся еще? Нога вон болит, небось. И спина. И хранитель стула вновь жаловался, что облегчение у тебя тяжко наступает.

      – Лекарь…

      – Лизоблюд, – Мотечка ногу ощупала. – Чей-то родственничек. Я другого приведу, может, не при чинах, а батюшку пользует. Батюшка дурного не посоветует.

      – Как он?

      – Обыкновенно. Ругается. Девку эту гони, может, она и мила, но дура редкостная.

      – Погоню.

      – И чтоб никаких перьев… вона, колечко там пожалуй, какое. Или цепку. Могу прислать, которые не особо нужны. Тканей отрез. И буде с них. А то и вовсе…

      Он бы и сам не отказался, чтобы «вовсе». Девицы стали откровенно утомлять, особенно молодым пылом, который всякая норовила проявить. И все чаще Вециан ловил себя на мысли, что совершенно не хочется ему уединения с фавориткою.

      А хочется тихо гулять.

      Беседовать.

      Беседовать