Дело всей жизни. Книга вторая. Ульяна Громова

угля – им бомж зубы и чистит, как он пояснил, увидев мой заинтересованный взгляд; нашёлся и сотовый – легендарный «Нокия 3310», но к нему не оказалось зарядки; пакетик с рыболовными снастями; катушка ниток с парой иголок… Он бы выжил и в глухой тайге. Русский мужик, с которого система содрала «шкуру» и выбросили на улицу, как ненужный опустошённый резервуар, хотел очень мало:

      – …сколочу арбу, утеплю – вот и дом будет, чем не американский трейлер? Я уж и рассчитал всё, под буржуечку продумал всё. Я ж инженер-конструктор, всё могу сам…

      Я в этом уже не сомневался. Если бы он не мог, и не могли вот так выживать на минимуме ещё сто пятьдесят миллионов, эту страну уже бы лихорадило. Её всегда что-то лихорадило, как бабу в горячке, которую лупит муж. Ответила ему пустой сковородой по голове для острастки, утёрла кровавые сопли и пошла в доме марафет наводить да пироги милому печь – подумаешь, деньги в казино американское носит да посматривает за чужой женой, всё равно свой, хоть и убить порой хочется. И не знаешь, гордиться дурой-бабой или за голову хвататься, но очень она хозяйственная да башковитая – половнику сто применений найдёт, ложкой деревянной бытовую магию творить сможет – голь на выдумки хитра.

      Я слушал этого человека и диву давался – да, твою мать, доколь?! Ведь мог жизнь этого человека круто поправить – достоин он, как и всякий другой, и чашек из кружевного фарфора, и перин на лебяжьем пуху, и носков шерстяных на мытых ногах, протянутых к камину. Но разве изменит это что-то? Мудро ли дать рыбу, а не удочку? Нет. Потому что простая из ивовой лозы уже не прокатит, надо чтобы она и стреляла, и ведро воды из колодца доставала, и зонтиком раскрывалась, а иначе это роскошь, непозволительная церковным служкой – друганом драчуна-мужа. Вот и дрочит он жену, на жену и на их совместное будущее.

      – …в автосервисе пообещали покрышки отдать да диски старые – колёса справлю… – продолжал о потребном Алексей. А я рассматривал его внимательно и не понимал – что я делаю здесь? Почему не в Европу, не в Африку, не в Антарктиду – что сюда припёрся? В страну, выбравшую себе роль жертвы. Стокгольмский синдром мирового масштаба. – …если бы ещё пахану не отстёгивать… – прорвался в мысли расстроенный голос мужчины.

      – Кому? – переспросил, думая, что ослышался.

      – Так всё ж поделено, – откровенничал он, – помойки и доходные места для милостыни. Пахан следит, чтобы чужой не совался – убить могут. Кто бомжа искать станет? Платить, что живёшь на его территории, не станешь – поминай, как звали. Милостыньки половину не отдашь – исход один…

      Он говорил и говорил, а у меня перед глазами полетели чёрные мухи, от бешенства заломило виски. Я думал, уже увидел дно. Но нет, то был люк.

      – …это ж живые обманули, документы отобрали, кости переломали да в поддворе бросили, а мёртвые тихие, мы вместе тлеем. Только Лехе Борисову даже крест деревянный никто на могилке не воткнёт. Да и могилка будет ли…

      – Лёх, ты не пьёшь, выходит, и не куришь, как посмотрю?

      – Отчего ж? Снег ляжет