О Гриньке, о Саньке и немного о девчонках. Варлаам Рыжаков

дочери. Говорят, ей чистый воздух нужен.

      – А что, Гринь, или уж в городе нет его?

      – Отколь я знаю. Значит, нет, когда привёз.

      – И она в нашем классе учится?

      – В нашем.

      – Она красивая, Гринь?

      – Красивая, Сань, страсть! Маленькая. Глаза, как чёрные тараканы, юркие. А башковитая – ужас. Что ни спросят на уроке – всё знает. Но просмешница.

      – И любовь крутит?

      – Нет, Сань, она не крутит, это я кручу.

      – А она знает?

      Гринька испуганно округлил глаза.

      – Ты что… Не вздумай сказать.

      – Надо, чай.

      – А то просмеёт как тебя.

      – Меня?

      – Ну да. Девчонки рассказали ей, что ты по глухарю пальнул из самопала, а она и говорит: «Вот как, у вас и вундеркинды водятся».

      – А по губам она не хочет?

      – Ты, Сань, не тронь её.

      – Это почему?

      – Не тронь, и всё.

      – А я не погляжу, что она твоя любовница.

      – Сам ты любовник, губан.

      – А ты не ругайся.

      – А ты не грозись.

      – Ну и уходи из нашего дома.

      – Ну и уйду.

      Гринька сгорбился и шагнул к порогу, обернулся.

      – Смотри!

      Он вытянул вперёд руку и, показав мне измазанный в чернилах кулак, вышел.

      Я подошёл к окну.

      Гринька сошёл со скрипучих ступеней крыльца и грустный, какой-то задумчивый побрёл вдоль улицы.

      «Видно, нелегко любить, – подумал я, провожая его глазами. – Зря мы поругались».

      Я думал, что Гринька теперь долго не покажется в нашем дому, но он пришёл на другой же день под вечер. Я готовился в школу – собирал портфель.

      – Сань, я не обижаюсь, – сказал он.

      – Я тоже, Гринь.