О Гриньке, о Саньке и немного о девчонках. Варлаам Рыжаков

никогда не болит. Ну что это за голова! Вон у отца чуть ли не через день в висках стучит. А у меня хоть бы разок стукнуло.

      И так вот всегда.

      Кому охота похворать – не хворает, а кому страсть неохота – из больницы не вылазит.

      Мать как-то порезала хлебным ножом палец на правой руке, так целый месяц охала. Палец неделю нарывал, неделю прорывался нарыв, а потом прорвался и две недели подживал.

      Ежели бы у меня так-то.

      Но у меня так не болит. А то бы я весь ходил в болячках.

      Однажды, верно, и у меня вскочил чирей. Огромный такой. Но бестолковый. Выскочил не на пальце и не на ноге, а на шее. Нашёл тоже место. Какой от него прок на шее-то? Только учителям в школе радость. Преподаватель по литературе посмотрел тогда на меня и многозначительно изрёк:

      – И от фурункулов, оказывается, бывает польза великая.

      После урока он подозвал меня к столу и всё внушал, что чирей-де трогать никак нельзя, а резать и тем более. Что яблоку необходимо назреть, тогда оно упадёт само.

      Но я не послушался совета и тут же сходил в больницу. Охота больно сидеть на уроках истуканом.

      – Разрезал всё ж таки? – строго спросил учитель на другой день, когда я обернулся на заднюю парту.

      Я встал.

      – Разрезал, Пал Петрович.

      – Оно и видно. Садись.

      – Он уж подживает, – улыбаясь во весь рот, сообщил я.

      – А жаль.

      Класс всколыхнулся от хохота. Но я не обиделся. Пал Петрович – он шутник. Его все любят. И я тоже, хотя и живём мы с ним не особенно дружно. Я-то ничего. Он что-то всё сердится.

      В прошлом году он задал нам на дом прочитать «Тараса Бульбу» и рассказать своими словами. А я не прочитал. Почему? Не помню. И конечно, он меня вызвал к доске, спросил:

      – Понравилось произведение Гоголя?

      – Ещё как, – не моргнув соврал я.

      – Рассказывай.

      – Чего?

      – О чём читал.

      – О Тарасе, – шепнули с первой парты.

      – О Тарасе, – повторил я.

      – И что же?

      Я молчу, уши навострил.

      Шёпот:

      – У него было два сына.

      – У него было два или три сына. – «Три» я добавил на всякий случай. Я недослышал сколько.

      – Что? Повтори-ка.

      На задней парте Гринька показал два пальца.

      – У него было два сына.

      – Так, продолжай.

      Я прислушался. Ни звука. Плохо. Начал соображать. Почти все взрослые книжки кончаются женитьбой. Гоголь был серьёзным писателем, значит, должен кончить как и все.

      – Что же дальше было?

      – Дальше?

      – Да.

      – Тарас женился на Бульбе.

      – О-о-о! – вскрикнул учитель и под громкий хохот выбежал из класса.

      Во время перемены в преподавательской раздавались стоны. По классам учителя расходились с опозданием, с заплаканными глазами.

      Павел Петрович зашёл к нам за портфелем, сказал:

      – Памятник тебе, Щепкин, надо поставить.

      Повернулся и молча вышел. С тех пор он часто вспоминал обо мне. Я его, как видите, тоже не забываю.

      Не был в школе всего десять дней и уже говорю о нём. А у меня есть события и поважнее.

      Во-первых, все мальчишки нашего