Владетель Ниффльхейма. Карина Демина

и разжал руки.

      – А бельишко-то подворовывают, – произнес он, поскребшись ступней о плитку. – И на кухне, на кухне у тебя непорядок. Нехорошо! Хозяйство блюсти надо, Вершинин.

      Доктор кивнул. Он смотрел, как человек, донельзя похожий на первого главврача больницы, уменьшается. Тает, тает… истаивает. А кошка вот сразу исчезла.

      И правильно. Какие кошки в реанимационном отделении? Нонсенс!

      Это от усталости все. Мерещится.

      Доктор Вершинин подошел к кровати. Он знал, что присутствие его здесь и сейчас не имеет смысла, что в свое время он сделал все возможное для этой девочки, равно как и для тех мальчишек, которые лежали в соседнем боксе, и что теперь ему, как и прочим, остается одно – ждать.

      Надеятся.

      Верить. Но во что? В везение. Разве что в него. Немного в чудо и в силы высшие, но уж никак не в говорящих кошек. Впрочем, котенка Вершинин забрал. Тощего, рыжего, синеглазого, совсем как тот, что когда-то у бабушки жил.

      – Аспирином будешь, – сказал Вершинин котенку.

      И тот мяукнул в ответ, стало быть согласился.

      Глава 2. Кое-что о родительской любви

      Мама Юленьки, Изабелла Петровна, в бога не верила. В храм она заглядывала на Рождество и Пасху, держала в кошельке иконку, а вторую – в машине, прилепив к приборной панели скотчем, но вот чтобы действительно верить, душой – нет.

      И сейчас она молилась не тому существу, которое пряталось в синих глазах апостолов, но кому-то, кто не имел имени, лица, и вовсе, быть может, не существовал. Молитва нужна была самой Изабелле Петровне.

      Она помогала держаться. Все знакомые так и говорили:

      – Ты хорошо держишься, Белла.

      А ей оставалось лишь кивать, вымученно улыбаться да отвечать что-то вежливое. Она и не помнила, что именно… да и какое значение имеют слова?

      …иже еси на небеси…

      Сама прошлая жизнь, еще недавно переполненная важными и срочными делами, проблемами, обещаниями, вдруг оказалась лишенной смысла.

      …да святится имя твое. Да пребудет воля твоя… или царствие? На небе и на земле.

      А безвольных оставь в го́ре. Иссуши слезы. Утоли моя печали. Верни потерянное.

      Или хотя бы скажи, как вернуть. Белла готова на все. Но пока она может лишь стоять, прислонившись руками и лбом к стеклянной перегородке, на которой расползается влажное пятно дыхания.

      Слез вот нет. Совсем.

      – Белочка, ты бы поплакала, – все повторяет Васька, сует мятый платок в руки, и сам всхлипывает, тонко, мерзко.

      Нет зрелища отвратней рыдающего мужика.

      Неужели не видит он, до чего жалок?

      Среднего роста, горбится по привычке. И сутулится. Руки прижимает к груди, то и дело дергая себя за бородку. Сколько раз Белла просила сбрить ее! Не сбривал.

      – Белочка, все будет хорошо, все будет хорошо, – сказал он. – Иди домой. Отдохни. А я подежурю.

      Ничего не будет хорошо. Никогда. И ему ли не знать. Так почему врет?

      Это он виноват!

      Нельзя так думать. Неправильно. Надо искать позитив. Где? Не важно. Вселенная ответит. Или бог. Главное, что положительные мысли