Невинная для грешника. Лина Манило

и снова смотрит на мои губы.

      Просто смотрит, а кожа начинает покалывать. Пульсирует, наливается кровью, и приходится облизать губы и резко захлопнуть книгу.

      Надо идти хотя бы в домик, временно ставший моим. Там не будет хозяйского сына, который меня не то что пугает, а путает. Все мысли путает намёками своими, недомолвками, взглядами странными, выходками.

      Я кладу книгу с громким хлопком на столик, поднимаюсь на ноги и в сотый раз напоминаю себе, что не для дружеского общения пришла в этот дом. Тем более, когда какие-то Р. с любовью дарят подарки.

      Рита? Рина? Римма? Да ну, неважно.

      – Я пойду, у меня ещё дел… вагон, – порывисто отодвигаю кресло, ножки противно скрипят о плиточное покрытие, и звук этот, слишком громкий в тишине сада, заставляет вздрогнуть.

      – Нет у тебя уже никаких дел, – отмахивается расслабленно, но я всё равно намерена уйти.

      – Много вы знаете, – бурчу, начиная раздражаться.

      – Всё знаю, – кивает спокойно. – Марта, почему ты домой не едешь? У тебя же мама болеет, в больницу к ней бы пошла или погуляла. Отдохнула.

      – Я… меня Анфиса Игоревна попросила кое о чём. Не могу пока уйти, рабочий день ещё не закончен.

      Марк удивлённо приподнимает брови, а взгляд такой цепкий, прицельный, в саму суть.

      – О чём? Сидеть у окошка и терпеливо ждать, когда маман примчится обратно? – на губах усмешка, а в голосе отчётливо слышится сталь. – Ты ей не личная собачка.

      – Вот ещё, нет, – качаю головой, а Марк легко и плавно поднимается и оказывается напротив.

      Пальцы на моём подбородке, но в этом жесте нет грубости. Только желание остановить, заставить в глаза смотреть. Он наклоняется ниже, наши носы почти соприкасаются, а мне зажмуриться хочется.

      – Марк Романович, я пойду.

      – Конечно, пойдёшь, когда скажешь, чем ты так встревожена. Я же вижу, да и после отъезда матери сама не своя. Нервная. Что она попросила тебя сделать?

      Озвучить просьбу Анфисы Игоревны мне тяжело. Она смущает меня, потому я всеми силами глушила сегодня тревогу, работая, словно одержимая. Но Марк, похоже, слишком проницательный, и я на одном дыхании говорю:

      – Ваш отец вернётся в пять, мне нужно к столу накрыть и…

      Марк удивлённо распахивает глаза, а пальцы, горячие и сильные, крепче держат подбородок.

      – То есть кроме этого никаких других распоряжений? Только на стол накрыть?

      Нет, он определённо слишком проницательный. От такого ничего не скрыть.

      – Да, просто накрыть к ужину, – киваю, потому что прочие подробности, если их озвучить, совсем странными кажутся.

      – Уговорила, сделаю вид, что доверчивый, – хмыкает, а взгляд становится колючим. – И да, перестань уже выкать!

      – Я не могу, – пожимаю плечами и немного глупо улыбаюсь. – Вы хозяин дома, я не имею права тыкать.

      Это ведь правда, тут я точно ни капельки не соврала.

      – Я не хозяин этого дома, у меня своё жильё есть, – его взгляд блуждает по моему лицу, миллиметр за миллиметром исследует. –