Вечер и утро. Кен Фоллетт

не ответил, но почувствовал, как запылали румянцем щеки.

      – Ага, покраснел, – отметила матушка. – Что ж, тебе есть чего стыдиться.

      Сама она была строгих правил, и папаша отличался тем же. Они истово верили в церковные устои и королевские посулы. Эдгар тоже верил, разумеется, но давно убедил себя, что их с Сунни любовь – нечто исключительное.

      – Она ненавидела Кинерика, – проворчал он.

      Матушка осталась при своем мнении.

      – По-твоему, заповедь гласит: «Не прелюбодействуй, если только женщина не ненавидит своего мужа»? – насмешливо спросила она.

      – Я знаю, что гласит заповедь. Знаю, что нарушил ее.

      Признания матушке было, похоже, мало – ее мысли явно устремились дальше.

      – Должно быть, она погибла в суматохе. Иначе ты бы не вернулся.

      Эдгар кивнул.

      – Полагаю, это жена коровника. Как ее звали? Сунгифу?

      Она обо всем догадалась! Эдгар почувствовал себя ребенком, пойманным на лжи.

      – Ты собирался сбежать той ночью? – уточнила матушка.

      – Да.

      Милдред взяла Эдгара за руку и понизила голос:

      – Что ж, выбирал ты с умом, ничего не скажешь. Мне нравилась Сунни. Она была разумной и трудолюбивой. Жаль, что она мертва.

      – Спасибо, мама.

      – Она была хорошей женщиной. – Матушка отпустила руку Эдгара, ее голос снова изменился. – Но чужой женой.

      – Я знаю.

      На этом разговор закончился. Матушка знала, что слов не нужно, что все остальное сделает совесть Эдгара.

      Они остановились у ручья выпить холодной воды и передохнуть. Минуло уже несколько часов с тех пор, как они ели в последний раз, но утолить голод было нечем.

      Эрман, старший из братьев, был подавлен ничуть не меньше Эдгара, но ему не хватало смекалки молчать об этом.

      – Я ремесленник, а не грязный крестьянин, – процедил он, когда семья снова двинулась в путь. – Сам не знаю, зачем я иду с вами.

      Матушка не терпела нытья.

      – Какой у нас был выбор? – сурово спросила она. – Чем бы ты занялся, не заставь я тебя пойти с нами?

      У Эрмана, конечно, не было внятного ответа, он лишь пробормотал что-то насчет того, что подождал бы в Куме, пока все наладится.

      – Да ничего бы не наладилось! – в сердцах воскликнула матушка. – Знаешь, что тебя ждало бы? Рабство. Уж поверь. Когда люди умирают от голода, они становятся рабами.

      Обращалась она к Эрману, но Эдгара ее слова потрясли сильнее, чем брата. Ему и в голову не приходило, что он может однажды стать рабом. Такое откровение вгоняло в ступор. Неужели именно эта участь ожидает их семью, если они не смогут обустроиться на новом месте?

      Эрман раздраженно бросил:

      – Никто меня не поработит.

      – Зачем кому-то тебя порабощать? – удивилась матушка. – Ты добровольно вызовешься.

      Эдгару доводилось слышать о людях, добровольно продававшихся в рабство, но личного знакомства ни с кем таким он не водил. Конечно, он встречал множество рабов в Куме, где среди