Один день ясного неба. Леоне Росс

насекомое испуганно трепыхалось бы в глотке, оставляя у тебя на зубах блестящие чешуйки. Но если ты вполне овладел навыком, проглоченные бабочки приятно грели желудок, от них начинала кружиться голова, а с ней и вся комната. Но стоило проглотить слишком много, можно было и сблевать, грохнуться в кусты, натыкаться на двери, и тебя охватывало то веселье, то уныние. Когда тебе удавалось поймать пьяную бабочку на лету, твоя ловкость казалась необычайной удалью, и в этом было что-то очень забавное.

      Не то что дурманящий мотылек, долго вялившийся в прохладном темном месте и купленный у какого-нибудь неприкаянного оборванца с Мертвых островов.

      Большинство обычных мотыльков были совершенно безвредны. Мелкие мотыльки никого не тревожили. Опасность представляли крупные: с размахом крылышек сантиметров двадцать – двадцать пять, яркой расцветки, они неделями могли неподвижно висеть на кустах, теряя чешуйки и приобретая темный оттенок, а родиной их были Мертвые острова. Такие мотыльки, если их глотать, затуманивали мозги, а со временем могли и убить, не сразу, а постепенно – словно в отместку за твои прегрешения.

      Зато перед смертью ты очищался от грехов.

      Так говорили едоки дурманящих мотыльков.

      Ей приходилось встречать таких, и выглядели они малоприятно.

      Она еще раз бросила взгляд на соседку. Та уже проглотила всех насекомых с розовыми и белыми крылышками и блаженно дремала в кресле, приоткрыв рот и свесив руку с подлокотника.

      Лет пять назад правительство попыталось извести на архипелаге всех чешуекрылых, но они не сдавались, словно обреченные на уничтожение насекомые обзавелись сознанием. Размножались с умопомрачительной скоростью, увеличив рождаемость на шестьсот-семьсот процентов, причем теперь бабочки приобрели чудесную расцветку ослепительно-ярких оттенков и необычайные узоры. Забавное и веселое было время: бабочки тучами носились по улицам, взмывая в небо и пикируя к земле, точно солдаты в пешем строю, облепляя уличные радиоприемники на столбах у домов и заглушая своими телами и крылышками громкую музыку. Редкие виды дневных мотыльков облюбовывали бельевые веревки, садились на узловатые колени старушек во дворах, кружились над сандалиями, с хрустом спешившими по гравийным дорожкам, и если одна бабочка вдруг погибала под подошвой, ей на смену спешил десяток новых; по утрам бабочки садились на выходные дамские шляпки, а вечерами тысячи крылатых проказниц вились над подносами ресторанных официантов. Дети подпрыгивали и тянули вверх ручонки, пытаясь поймать первых в своей жизни голубых, черных и аквамариновых летуний; юноши использовали этот живописный хаос в романтических целях: пробивались сквозь тучи многоцветных бабочек, чтобы сообщить возлюбленным об обуревавших их страстях. Анис нравилась тогдашняя бесшабашная и церемонная атмосфера. И лишь когда все попытки уничтожить популяцию чешуекрылых прекратились, их численность вновь вернулась к норме.

      Она вспомнила об этом и посмеялась про себя.

      Рано или