Из серии жизнь людей глазами животных. Городские легенды. Оксана Богачева

не терпит суеты, как и жизнь не хлебом единым.

      Своеобразность театральной постановки на тугом кожаном ремешке тянула за собой разношерстность фуршетной публики.

      Зоопарк в человеческих лицах и, как ни странно, в одной, общей клетке.

      В наше время такое случается редко. Социальные группы и их подгруппы предпочитают держаться вместе и не пересекать границы прайдов. Но мы с вами в театре. А это означает лишь одно: что ничего не означает и уж тем более не гарантирует.

      Столы были накрыты в буфете для зрителей. Белые накрахмаленные скатерти ниспадали мягкими волнами на пол. Тропические фрукты обжигали своими яркими красками и глаза, и стены. Изрядно подпитую толпу, как на весах правосудия, уравновешивали трезвые официанты. Их было так много, что рябило в глазах. Так что основной принцип обслуживания, оставаться незаметным, не работал. На их подносах так быстро заканчивался алкоголь, что им приходилось не просто ходить, а практически бегать, уворачиваясь от подпитой эмоциональной творческой интеллигенции. Не тайна, что актеры любят фуршеты после премьеры, и особенно бесплатные. Не тайна, что коньяк в артистической богеме – не зеленый змий, а лекарство для души. Не тайна, что большая театральная семья, труппа, оттого и большая, что настоящая семья. Кто с кем, непонятно. Все между собой бывшие, а значит, в скором времени и будущие.

      Интриги – основа жизни театра. И где, как не за кулисами, они рождаются? Так то, что мы видим на сцене, частенько не тянет даже на 10 баллов из 100 их собственных страстей.

      И чтобы хотя бы попытаться понять, кто кого и за что вам всё это, надо просто тихо сесть в уголок и наблюдать.

      Что и сделали Раиса с Иннокентием…

      Начнем с того, что бо́льшая часть актеров была еще в костюмах. А это строго воспрещалось. Но, по желанию автора и для остроты ощущений его почитателей, дирекция театра пошла на уступки и разрешила желающим остаться при параде. На что Зинаида Павловна, пожизненный костюмер театра, возражала всеми артрозными суставами: как на ногах, так и на руках. Она громко, невзирая на пикантные обстоятельства, чертыхалась, вспоминала прежние времена молитвами и народным фольклором – нынешнее правление богемы. Она дрожала, как Кощей над златом, над каждой пуговичкой и блесткой. Оттого ее трезвое недовольство было и видимо, и слышимо со всех сторон, хоть саму ее и не было видно. Будучи женщиной маленькой и темпераментной, она, как Шапокляк из истории про Чебурашку, зудела над ушами тех, кто поленился переодеться «в чистое» и действовал ей тем самым на нервы. А следовательно, и всем остальным.

      Надо отдать должное ее напористости. Публика постепенно возвращалась в реальную жизнь: и количеством выпитого, и внешним видом.

      Как ни крути, но в театрах главный не тот, кто директор, а тот, кто главный!

      Кто вкладывает в процесс не только душу и деньги, а еще свой труд. И зачастую ненормированный.

      Надо сказать на полном серьезе, что Зинаиду Павловну побаивались даже сам Вельмонт и неугомонный главреж Житько.

      Точно?

      Точно.

      К