Крымская лихорадка. Виталий Еремин

был у меня случай. Выезжаю на убийство. Садист развесил потроха своей жертвы на светильнике. Ищем отпечатки пальцев – ни одного! И вообще никакой зацепки. Вызываю мать убитого, спрашиваю: ничего не бросается в глаза? Нет, говорит, ничего. А сама вся трясется, вот-вот упадет в обморок. Тогда я, сам не знаю почему, спрашиваю: нет ли тут чужих вещей? Нет, говорит, все вещи – сына. А меня самого уже мелкая дрожь бьет. Нюхаю вместе со старушкой нашатырный спирт и прошу: и все же еще раз внимательно посмотрите. Старушка снимает со спинки стула куртку: вот эта вещь, кажется, не сына, не его размера. И тут только до меня доходит, чего я так упорствовал. В квартире было очень жарко. Убийца не мог не снять с себя все, что можно было снять, а когда сделал свое гнусное дело, впопыхах не мог снова все на себя надеть.

      Алла смотрела на Носкова влюбленными глазами. Но все же поддела:

      – А может, проще это назовем? Например, интуицией.

      Носков поморщился.

      – Что с тобой? – спросила Алла.

      – Зуб ноет.

      – Жалкий трус, – сказала Алла. – Тебе надо всерьез заняться зубами.

      – Но нет того философа на свете, который боль зубную принимал спокойно, – продекламировал Носков. Чьи слова?

      Алла ответила с вздохом:

      – Шекспира.

      Носков потянул носом:

      – Слушай, какими духами ты душишься?

      – Я не душусь, а пользуюсь. Это французские духи “Клема”. Новинка. Не нравятся? – сказала Алла.

      – Да нет, ничего, – пробормотал Носков. – Пылью пахнут.

      Зазвонил телефон, Алла сняла трубку и тут же передала ее Олегу.

      – Выезжаю, – сказал Носков, выслушав сообщение.

      Поправляя ему галстук, Алла спросила:

      – По-моему, ты хотел сказать что-то особенное? Или сатори меня обманывает?

      Носков мысленно был уже где-то там, на месте происшествия, но все же ответил, целуя женщину:

      – Говорят, из любовниц получаются плохие жены. Но я последнее время все чаще думаю: а может, нам все-таки рискнуть?

      Милицейская “волга” неслась по ялтинскому серпантину. Носков сидел на переднем сидении и слушал капитана Федулова. Тот говорил:

      – Если меня когда-нибудь турнут из милиции, ни за что не пойду в бомбилы – все они смертники.

      – Игорек, за что тебя могут турнуть, честного опера? – спросил Носков.

      – Ну, мало ли? Работа-то собачья. Не тот след взял, не так залаял – пиши заявление. Да и время сейчас такое…

      – Какое?

      – Думаю, что-то должно измениться. Носом чую.

      Они подъехали к “ловушке” и остановились. Свет фар выхватил из темноты место происшествия, где уже работали эксперты.

      – Обычная история, – сказал Носкову один из них. – Они выманили его из машины. Салон чистый. Ни пятнышка.

      – Странно, почему тогда не захватили машину? – спросил Носков.

      Эксперт молча пожал плечами. Мол, кумекать над этим – не его дело.

      Подошел Федулов:

      – Все осмотрел. Никаких следов борьбы, никакой крови.

      Носков хмыкнул:

      – Получается, бомбила сам заехал в “ловушку”