Божьи дела. Семен Злотников

приходило осознание, что я никогда больше его не увижу…

      Рождение долго ожидаемого сына – что бывает невероятнее!

      Вдуматься, из ничего и ниоткуда возникло существо, похожее на меня и осязаемое мной как самое дорогое и любимое…

      За первые три года от рождества моего (и только моего!) Мити я не написал и трех строк.

      Три года мы с ним были неразлучны.

      Я перестал путешествовать и почти не отлучался из дому, забросил все прежние обязательства, не исполнял контракты, бегал от издателей и переводчиков, не отвечал на телефонные звонки, не виделся с друзьями, не встречался с читателями – можно сказать, все свое время и душевные силы отдавал сыну.

      Я по сто раз вставал к нему по ночам, я с ним гулял, играл, разговаривал, я ему исповедовался, делился сокровенным, мы слушали Моцарта и Гайдна, я его купал, одевал, менял подгузники, – разве что грудью не кормил.

      Впрочем, когда Мите было три месяца, Машенька заболела, пришлось перевести нашего малыша на искусственное вскармливание, и уже я готовил для него молочные смеси, давил соки и заваривал чай.

      Я сам этого хотел и никто меня не заставлял.

      Мне самому всякую минуту было необходимо видеть, как мой сын из крохотного человечка постепенно превращается в человека.

      Я всему хотел быть свидетелем, и меня действительно занимало любое, пусть неприметное, событие, как-то связанное с моим сыном.

      Любой чих, им изданный, представлялся мне исполненным особого содержания.

      Одним своим появлением он разрешил для меня мучительную загадку: чего я, собственно, тут, на земле, делаю?

      Оказалось, не стоило сильно мудрить, меня попросту милостиво допустили к участию в процессе: меня родил Константин, я родил Дмитрия, Дмитрий, когда придет его очередь…

      Божьи дела!

      7

      Так я тогда и не успел (не сумел!) рассказать моему мальчику, как сильно его люблю.

      Заслышав слезы в моем голосе, Машенька стала щипаться, Митя немедленно захохотал и задергался, мы с ним столкнулись лбами, и мне тоже вдруг сделалось весело и смешно.

      Я обнял их обоих, и мы вместе, крича и повизгивая, сползли с дивана и кучей-малой покатились по ковру…

      Потом мы завтракали, потом, крепко держась за руки, гуляли в парке на другом конце Москвы, где у Мити была знакомая белочка, потом обедали в ресторане, потом ходили в кино, где Машенька, улучив минуту, прижалась ко мне и шепнула, что сегодня она счастлива, как никогда прежде.

      Сильно смутившись, я попытался перевести ее внимание на экран, торопливо поцеловал в шею и обнял, чтобы она не увидела моего лица, и тут… как нарочно, взглядом скользнул по зеленовато светящемуся в темноте циферблату часов.

      Она меня ждет, вспомнил я, Она – ждет!

      Я было поднялся, но, опомнившись, сел снова: куда я собрался, ведь то мне приснилось!..

      – Любимый, ты что? – прошептала жена, надежно держа меня за руку.

      – А-а, просто вспомнил, что должен бежать… – принужденно рассмеялся я. – сам эту встречу назначил и сам же, представь, позабыл…

      Неведомой