Божьи дела. Семен Злотников

что бы могла из ревности вытворить моя суженая!).

      Целых тридцать два года мы были счастливы в браке и бесконечно доверяли друг другу.

      Правда, бывало, она иногда (без причины как будто) мрачнела и делалась молчаливой; или вдруг начинала рыдать и сумбурно жаловалась на страх потерять меня и сына…

      Я ее успокаивал, как мог, и даже клялся, что в нашей семье такое невозможно, и она тоже жалась ко мне, и тоже меня заверяла в вечной любви (но при этом еще и грозила кому-то всеми муками ада!).

      Как будто что-то предчувствовала…

      Признаюсь, я содрогнулся при мысли, что Машенька стала свидетелем моего предательства.

      Что я отвечу, подумалось мне, когда она проснется и поинтересуется?..

      И как я буду смотреть ей в глаза?..

      В самом деле, действительно, я решительно не понимал, как со мною такое произошло!..

      Машенька между тем безмятежно и сладко посапывала на моем плече.

      Но однако подумал, что попросту зря бью тревогу и ни о чем таком она не догадывается…

      Возможно, подумал с надеждой, такого, чего-то такого – и не произошло…

      А если все-таки допустить, что произошло, то мне всего лишь приснилось?..

      «Не было, не было, не было! – возликовал я, боясь пошелохнуться, дабы не потревожить покой дорогого мне существа. – Ничего-то, оказывается, не было!» – радовался я, как школьник, обманувший учительницу.

      Я не мог сдержать слез и только благодарил судьбу.

      «Господи, – повторял я про себя с великим облегчением, – уж пугай, если хочется, только не наказывай!»

      Митя, кстати, не обнаружив нас в спальне, прибежал в кабинет и с ходу полез к нам под одеяло.

      Наш малыш категорически отказывался взрослеть: в свои восемь лет он еще плохо говорил, нещадно коверкал слова, писался в кроватку, по ночам прибегал к нам в постель и жался продрогшим воробышком то к Машеньке, то ко мне.

      Никакие увещевания, вроде: «Митя, ты уже большой мальчик!», или даже запреты: «Митя, нельзя!» – не работали, он только крепче обнимал нас и бормотал в полусне, как он нас крепко любит.

      Он был очень привязан к нам с Машенькой!

      Фактически, он больше ни с кем, кроме нас, не мог находиться; при встрече с детьми или со взрослыми он смертельно бледнел, запрокидывал голову и начинал задыхаться.

      В три года врачи обнаружили у него редчайшую форму эпилепсии с пугающим названием «ego sum» (с языка древних латинян, буквально, «бесконечно одинокий»!).

      Как мне объяснили, при этом заболевании для индивида видеть себе подобных, тем более находиться с ними поблизости – пытка, по силе сравнимая с истязанием каленым железом.

      Можно представить, как я испугался и пал духом!

      Однако я взял себя в руки, полез в дореволюционную медицинскую энциклопедию и обнаружил, что этой болезнью страдали божественный пророк Моисей, великий философ Сократ, непревзойденный воин Александр Македонский и многие другие, менее известные в истории личности.

      Соседство в ряду великих и знаменитых утешало только слегка …

      По понятным