Долгий путь в никуда. Денис Александрович Игумнов

стал под них подтекать, – Красавица и то разобрал не сразу. Он стал оборачиваться, трогать деревянную сидушку пальцем, вероятно опасаясь, что обоссался. Мучители враз просекли его нелепую догадку и подняли его на смех. Орали примерно следующее:

      – Смотрите Красавица обоссался!!! Фу! Ату его, ату!

      Каменев налился особой бордовой краской стыда, ведь ему было невдомёк, что его энурез подстроили сами сердобольные одноклассники, заскрипел зубами. Схватив портфель под подмышку, зашагал к выходу словно слабоумный рейтар. Шаги широкие, рожа – барсук в западне, чешет, башмаками по чёрно-белым плиткам пола стучит. Бычки увязались за ним. К гадалке не ходи, как предсказуемо. Догнали его, бегущего в класс (будто в этой норке его наши псы не достанут: ну псих, одно слово) в промежутке между этажами на лестничной площадке, припечатали в угол. Пока Хмелёв с Чижовым держали Красавицу, остальные запихивали ему, с настойчивым идиотизмом санитаров сумасшедшего дома, глазированные творожные сырки в штаны. Самыми усердными в деле сырков оказались Авдеев и Аистов. С выкаченными глазами они занимались любимым делом. Прирождённые пакостники.

      Напихав сырков, Авдеев стал их давить, разминать кулаками, а остальные подошвами ботинок. Не знаю как там сырки, а яйца Красавицы точно в яичницу болтушку сбили. От боли, стыда на Каменева накатил приступ психопатии. Раскидав бычков, он вырвался, доведя задуманный им манёвр до конца, загнав себя в класс, откуда вырваться уже не мог. Его дразнили, отвешивали пендели, а он стоял в углу, рядом с книжным шкафом, затравленно оглядываясь. Он рычал сквозь слёзы. Уверен, лиц, издевающихся над ним бабуинов, он из-за пелены слёз, наползающих на глаза, не видел. С него сорвали пиджак, из внутренних карманов которого выпали несколько пакетиков «Медка». Чижов под общий шумок быренько их прикарманил. А в это время Каменев сорвался с цепи. Схватил парту поперёк и начал ею размахивать. По здравому размышлению, оценивая его действия по прошествии многих лет, скажу: надо иметь недюжинную силу, чтобы вот так обращаться с неудобным, тяжёлым предметом. Но касту его действия не впечатлили, они лишь усилили напор, оттеснили Каменева к окну, прижав этой же самой партой. Прекратила избиение учительница английского языка, вошедшая в класс. Бычата сделали вид, что ничего и не случилось. А? О чём это вы? Растерзанный Каменев вернулся с партой на место, а учительница предпочла не обострять, сделав вид, что ничего не заметила.

      Трофейную сухую шипучку Лёня решил употребить прямо на уроке, в одну харю. Его дружок Хмелёв сидел на английском впереди с Аистовым, а Чижом наслаждался независимостью, балбесничая за партой один. Через пять минут, после того как он сожрал четыре пакетика сухого желтоватого порошка, Лёня поднял руку. Учительница на его просьбу выйти, почему-то, может из чувства противоречия, ответила отказом. Гроза всех низших и слабых не посмел ослушаться. Правда, пыжился он не долго. Сдержаться ему всё равно не удалось.

      Лёнечка блеванул. Да как! Того запаха