Зоя. Том второй. Анна Приходько

а потом прижала её к себе и зарыдала. Плакала долго, слёзы лились из глаз не переставая.

      А утром не смогла накормить детей, пропало молоко.

      Евдокия совсем растерялась. Сыновья плакали от голода. Григорий поил их водой. Но этого хватило ненадолго. Совсем отчаявшись, она обратилась к недавно родившей соседке. Та отказалась, и как слёзно ни просила Евдокия, не смогла уговорить её.

      Уже когда вернулась к себе, услышала стук в дверь. Пришла всё-таки соседка, чтобы покормить детей. Те сначала не брали чужую грудь, кричали, а потом присосались. Евдокия даже не знала, как благодарить. И побоялась спросить, сможет ли она накормить их, когда ещё проголодаются.

      А соседка сама сказала, что если нужна будет, то пусть зовут. И они позвали. Ещё в обед и вечером приходила она. А ночью Евдокия почувствовала прилив молока и уже утром кормила детей сама. Сыновья, видимо, ощущали что-то неладное и стали очень беспокойными. Успокаивались только на руках у матери. И стоило Евдокии положить заснувших детей в кроватку, как те мгновенно просыпались и требовательно просились на руки.

      Григорий пытался помочь жене. Качал детей, носил их на руках, пел им песни. Но у отца они кричали ещё громче. Измученная Евдокия положила их рядом с собой и только так смогла уснуть ненадолго.

      А Григорию места на кровати не нашлось. Он нехотя пошёл в комнату, где жил Джан. Яростно скинул на пол простынь, одеяло. Как-то резко благодарность к китайцу сменилась на ненависть. Григорий стал ругать тот день, когда впервые подошёл к нему и попросил помочь Дунечке. Теперь вся жизнь из-за этого китайца пошла наперекосяк.

      – И без него бы справились, – причитал Григорий. – Сколько баб рожают, а тут без его помощи никак не обошлись бы. Точно он колдун какой-то. Как пришёл в дом, так сразу и Дунечка забеременела.

      Что-то острое пронзило сердце.

      – А может, а может, – шептал он, – не мои это дети? Может, он поэтому так обхаживает жену мою? Вот же ж чёрт китайский, я тебе покажу, как жён чужих брюхатить. Они же даже не любят меня, эти дети. А ему улыбаются. Эх, Дунечка, Дунечка, спелись вы хорошо, пока я работал.

      Он выскочил из комнаты, разбудил Евдокию. Потянул её за руку. Жена испуганно посмотрела на мужа. Проснулись дети.

      Но Григорий не отпускал руку жены, силой стащил её с кровати.

      – Ну что скажешь мне, Дунечка? Любовь китайская слаще моей? А я дурак, поверил чёрту этому. Когда же вы всё успевали-то? Хотя это дело нехитрое.

      – Отпусти, – взмолилась Евдокия.

      Но Григорий был вне себя от ярости.

      – Чего орут они? – спросил он, показывая на детей. – К отцу, небось, хотят. Так отнеси их ему, они только у него спокойно себя ведут.

      – Отпусти, Гриша, мне больно, – со слезами на глазах просила Евдокия.

      – А мне, думаешь, не больно? – крикнул Григорий. – Я думал, что наконец-то Бог мне детей послал, а они-то не мои.

      – Гриша-а-а, как же ты мог такое подумать обо мне? Ты же один у меня и на всю