Второго дубля не будет. Всё ещё молодость. Зоя Криминская

они по ту сторону пропасти, которую мне надо перепрыгнуть, а они, вот они, уже на том краю. И я вздыхаю.

      Мы гуляем по парку Сокольники с приятелем Алешки Васей, который неожиданно навестил нас в нашей берлоге. Он в форме, красавчик, любит поговорить, весело в его обществе, и мы после обеда втроем гуляем, бродим по аллеям, радуемся солнечному дню, и вдруг Вася, резко прервав течение разговора, восклицает:

      – Как же вы трогательно заглядываетесь на детей!

      Я смущенно, как пойманная на воровстве, отвожу глаза от хорошенького мальчугана, сидящего в коляске и грызущего сушку, а Алешка смеется:

      – Правда, смотрим, а сами даже и не замечаем этого.

      Живот у меня выпятился вперед, и всё это выглядит так, как будто я спрятала под платьем футбольный мяч.

      Алешка мне говорит:

      – Я смотрел на беременных женщин, и они мне казались такими уродливыми. Я так боялся, что ты мне разонравишься, что беременность тебя изуродует, а нисколько даже не разонравилась, такой замечательный у тебя животик.

      Замечательный же мой животик очень чесался. Последние месяцы беременности у меня был страшнейший зуд по телу, я расчесывала живот в кровь, раздирала кожу. Особенно сильный зуд был ночью. Я садилась на кровать и чесалась. Чесалась. Чесалась. От сотрясения дивана просыпался Алешка, сердился, плевал на пальцы и затирал слюной мои расчесы.

      – Когда же я наконец рожу, – стонала я, уже и лежать-то неудобно, никак не найдешь позу, в которой удобно было бы спать, и ребятенок всё бьется мне под ребро, больно, скоро сломает.

      – Медицине не известно таких случаев, что ребенок в утробе матери сломал ей ребро, – насмешливо утешал меня Алешка.

      Мама взяла у меня кровь из вены на анализ и потом сказала:

      – Высокий остаточный азот в крови, что-то несовместимо и идет отравление организма твоего и ребенка, на самом деле всё еще мало известно в этой области. Остается только ждать родов, – что я и делала.

      – Торчит да молчит, – говорила мне уборщица в Алешкином общежитии, когда я приезжала к нему беременная еще до того, как мы сняли квартиру. Но мне уже хотелось писка.

      Меня мучили какие-то страхи, всё мерещилось, что кто-то ходит по квартире.

      В общежитии были толстые стены, и кто-то действительно всё время ходил по коридору, а тут мне было страшно, мы были всего лишь вдвоем, и слышно было непонятное шебуршание соседей, и сверху и за стенкой.

      Кто-то тихонечко ходил по коридору. Слышались шаги, скрип обуви, дыхание. Я плакала и звала мужа. Сонный Алексей вставал, брал меня за руку и водил по квартире, зажигая все лампочки и показывая, что в квартире, пусто, только мы вдвоем, но эта пустота тоже пугала. Мне было стыдно, но на следующую ночь всё повторялось.

      Еще в квартире оказались клопы. Не то, чтобы полчища клопов бегали по стенкам или хрустели под ногами, такого не было, но в темноте они выползали из щелей и кусались.

      Проснувшись ночью,