Второго дубля не будет. Всё ещё молодость. Зоя Криминская

задумалась, вспомнила, что когда я поведала Алешке про Ефима, он сказал: «наверное, каждый что-то должен пережить до брака». Выходит, Криминский мне достался совершенно случайно. Просто перепал. А когда мы встречались, он вел себя так, будто кроме меня и женщин на свете не существует. Опасный человек. А сейчас, оставшись у Алексея в комнате, я затеяла уборку и вдруг нашла большую фотографию, на которой был сфотографирован Алексей, совсем еще молоденький, сфотографирован с женщиной, и то, как он на нее глядел, не вызывало сомнений относительно его чувств к ней. А женщину я знала!

      Я так разъярилась, мое романтическое восприятие симпатии мужа к женщине постарше разбилось в пух и прах, когда я увидела объект. Я вспомнила, Григорьев говорил, что Алексей предпочитает худеньких и черненьких, – ну, вот она, худенькая и черненькая. Когда пришел муж с работы, я тут же накинулась на него.

      – Тебе совершенно случайно досталась красивая женщина, как я, если тебе она столько лет нравилась.

      Карточку я тем не менее не осмелилась порвать, но сказала:

      – Пусть только эта фотография еще раз мне на глаза попадется, больше ты ее не увидишь.

      И с той поры уже тридцать лет не вижу.

      Случай этот открыл мне глаза на себя – я была женщиной, которая не сможет простить измену мужу, во всяком случае измену, когда объект мне известен. После этого для меня лечь в постель с мужем то же самое, что надеть чужие грязные трусы, брезгливость меня задушит, и ни о каких чувствах и речи уже не будет. А мораль тут не при чем.

      В следующие выходные муж задумчиво сказал мне:

      – Надо бы мне съездить к Мельбарду, узнать, что с ним. Уже почти десять дней нет его на работе.

      – Заболел?

      – Думаю, что его болезнь – запой. Надо проведать.

      – А что Наташка? (жена), она ведь только родила.

      – Наташка ушла к матери, поссорились они, и она ничего о нем не знает.

      Володька вызывал мое большое восхищение огромным запасом сил и энергии, которого не было в Алешке. Из всех знакомых мужчин я только у отца встречала такой избыток энергии, ощущение постоянно сжатой пружины, и теперь мне было страшно, что всю свою энергию этот неординарный человек пустил на уничтожение самого себя – впал в запой.

      Мы поехали к Мельбарду вдвоем, скучно мне было сидеть в мужской общаге без дела, без общения.

      И вот вошли к нему в знакомую комнату.

      Много-много лет после этого дня, увиденное там мною служило эталоном беспорядка, мерилом опускания, заброшенности человека, наплевательского отношения к окружающему миру.

      – У нас как у Мельбарда во время запоя, – говорила я, когда мы долго не убирали в квартире.

      Или детям:

      – Опять бардак как у Мельбарда во время запоя.

      Сейчас мне уже трудно вспомнить обескураживший нас беспорядок в комнате, но в течение 10 дней человек там жил, спал, ел, пил, не мыл посуду, не убирал постель, не выбрасывал пустые бутылки и даже не складывал их в угол, не вытряхивал