Из моей тридевятой страны. Елена Айзенштейн

в «Мухе», точно соответствующее пройденному пути? И потому призыв к мушиному существованию – обращение к самому себе, зов бороться с небытием и старостью:

      Не умирай! сопротивляйся, ползай!

      Существовать не интересно с пользой.

      Тем паче, для себя: казенной.

      Честней без оной

      смущать календари и числа

      присутствием, лишенным смысла,

      доказывая посторонним,

      что жизнь – синоним

      небытия и нарушенья правил.

      Будь помоложе ты, я б взор направил

      туда, где этого в избытке. Ты же

      стара и ближе.

      В следующей главке, думая о жизни и смерти, о своем эмигрантском одиночестве, Бродский вспоминает последние стихи Пастернака, его «Ветер» («Я кончился, а ты жива…»37, его раннее стихотворение «Плачущий сад».38:

      Нас двое, стало быть. По крайней мере,

      когда ты кончишься, я факт потери

      отмечу мысленно – что будет эхом

      твоих с успехом

      когда-то выполненных мертвых петель.

      Смерть, знаешь, если есть свидетель,

      отчетливее ставит точку,

      чем в одиночку.

      «Плачущий сад» Пастернака цитирует Цветаева в статье «Световой ливень», говоря о мастерстве Пастернака, о теме дождя у него, возможно, из-за этой статьи Бродский и вспомнил эти стихи. «Мертвые петли» мухи соотносят стихотворение Бродского и с «Поэмой Воздуха» Цветаевой, где она сравнивает душу, летящую в бессмертие, с летчиком, делающим в воздухе мертвые петли. У Цветаевой свидетелем ее воображаемой смерти оказывается Рильке. В стихах Бродского свидетелем его жизни и смерти, его поэтического существования является не ветер, не плачущий сад, не Рильке, а муха. О Рильке и Цветаевой, видимо, вспоминает Бродский и в главке 14, когда рассуждает о вещи, вышедшей из повиновенья.39 Этой теме посвящена цветаевская поэма «Лестница». Понятие вещи – одно из краеугольных в творчестве Рильке:

      Плевать на состоянье мозга:

      вещь, вышедшая из повиновенья,

      как то мгновенье,

      XV

      по-своему прекрасна. То есть,

      заслуживает, удостоясь

      овации наоборот, продлиться.

      Страх суть таблица

      зависимостей между личной

      беспомощностью тел и лишней

      секундой. Выражаясь сухо,

      я, цокотуха,

      пожертвовать своей согласен.

      Но вроде этот жест напрасен:

      сдает твоя шестерка, Шива.

      Тебе паршиво.

      Выражение «Сдает твоя шестерка» Бродский почерпнул из карточного словаря. Кстати, существует игра в «мушку», имеющая около шести разновидностей, предполагающая во время игры рассказывание анекдотов, пение, повествования о дневных новостях. Самая главная карта – «мушка» – пиковый туз, самая младшая – шестерка. Сдавать карты в словоупотреблении поэта – сдаваться,

37

У Пастернака:

Я кончился, а ты жива.

И ветер, жалуясь и плача,

Раскачивает лес и дачу.

Не каждую сосну отдельно,

А полностью все дерева

Со всею далью беспредельной,

Как парусников кузова

На глади бухты корабельной.

И это не из удальства

Или из ярости бесцельной,

А чтоб в тоске найти слова

Тебе для песни колыбельной. (1953)

38

У Пастернака в стихотворении «Плачущий сад»: Ужасный! Капнет и вслушается, Все он ли один на свете. (Мнет ветку в окне как кружевце) Или есть свидетель

39

См. мотив вещи в «Бабочке» (VI строфа), где бабочка дана Бродским как вещь, отразившая замысел Бога о Земле и человеке:

Кто был тот ювелир,

что бровь не хмуря,

нанес в миниатюре

на них тот мир,

что сводит нас с ума,

берет нас в клещи,

где ты, как мысль о вещи,

мы ‒ вещь сама? (2, 294)