Из моей тридевятой страны. Елена Айзенштейн

приметами. Нынешний А. Кушнер ощущает Бога через любимые в жизни явления: «Я рай представляю как подъезд к Судаку». В одном из лучших стихотворений книги «По рощам блаженных, по влажным зеленым холмам…» Кушнер рисует свое восхождение в иной мир «за милою тенью» через воспоминание о земле, на которой побывал ребенком:

      Монтрей или Кембридж? Кому что припомнить дано.

      Я ахну, я всхлипну, я вспомню деревню Межно

      Куда с детским садом в три года меня привезли, —

      С тех пор я не видел нежней и блаженней земли.

      Для него Бог «не в церкви грубой», а «над строкой любимого стиха, и в скверике под вязом». Обретение Бога, по Кушнеру, возможно в сочувствии и сотворчестве. Человечество лепит Бога своими делами. Поэт убежден, что душа – это «то, что мы должны вернуть, умирая, в лучшем виде». Стихи – такой возврат поэта если не Богу, то родной Земле.

      Мысль о посмертии сопряжена у Кушнера с надеждой на встречу с душами любимых им художников, мыслителей, обыкновенных людей:

      Нет ли Бога, есть ли Он, – узнаем,

      Умерев, у Гоголя, у Канта,

      У любого встречного, – за краем.

      Нас устроят оба варианта

      Кому-то из читателей такой «заземленный» взгляд поэта может оказаться не по душе. Но на всех не угодишь, а Кушнер меньше всего думает о каких-то канонах в этой области. Он настолько любит жизнь, что требует от иного мира наличия всего дорогого ему, узнанного на земле. Ему нужны в вечных рощах грибные дожди, и «мята, и мед, и, наверное, горе и мгла», нужна полнота душевного бытия в скорби и в радости.

      Кушнер размышляет о своем месте в современной поэзии. Ему претит роль классика, он не желает «стоять на шкафу бессмысленным бюстом, топорща ключицы»; с иронией наблюдает, как иным «хочется под потолок». Мысли о возможной славе не соблазняют поэта:

      О слава, ты также прошла за дождями,

      Как западный фильм, не увиденный нами,

      Как в парк повернувший последний трамвай, —

      – Уже и не надо. Не стоит. Прощай!

      И все же не может не думать о подведении итогов. Что останется в грядущем от его творческого труда? «Памятником» Кушнера звучит стихотворение «Там, где весна, весна, всегда весна, где склон…». Поэт с чуть заметной иронией думает о том, какую премию присудит ему бог поэтов. Своей заслугой Кушнер называет «не похожие ни на кого мотивы», самобытный взгляд на мир и то, что он сумел воспеть, вопреки хищному веку, «скатерть белую … с узором призрачным, как водяные знаки» – зыбкую красоту, чья ценность заметна только при разглядывании с пристрастием. Кушнер дорожит художнической независимостью, видит своей творческой заслугой верность тому, что не весит:

      …музыку, как воду в решето,

      Я набирал для тех, кто так же на отшибе

      Жил, за уступчивость и так, за низачто,

      За je vous aime, ich liebe.

      В последнем стихотворении сборника Кушнер, одаренный способностью писать о любви к тому, что, как вода, убегае�