Белый мамонт (сборник). Геннадий Прашкевич

турхукэнни если и подойдет к горе, то все равно отвернет лоб в сторону, потому что птицы ему все рассказывают. Холгут теперь к пещерам стал приходить специально ради убийства. Раньше приходил посмеяться, а теперь приходит убивать. Трясется от желания, свирепо смотрит из-под рыжей челки. А невдалеке над кучей шерстистый носорог тащится.

      «Сердитый!»

      Слушая Одноглазого опытный охотник Ушиа сердился.

      Глаза у него стекленели. Он искал, что такое сказать в ответ.

      Всяко рылся, всяко ворошил мысли в своих небольших мозгах, но ничего в голову не приходило. Отчаялся. Совсем задиковал. Что бы ни сказал Одноглазый, на все стал отвечать: нет!

      «Товарищ ты по жене?»

      «Нет!» – сжимал каменный топор Ушиа.

      «Дети эти не твои разве?»

      «Нет!» – стучал топором Ушиа.

      «Много зверя убил?»

      «Нет!» – отвечал Ушиа.

      «Почему так долго поешь? Почему холгут? Почему у человека две руки? Зачем звезды над головой? Река почему поворачивает, рыба плывет? Почему спина чешется, волк воет?»

      «Нет!» – отвечал Ушиа, стуча каменным топором.

      И сердито объяснял: «Одноглазый не может знать правды».

      «Да почему?» – дивилась неожиданным словам кудлатая девушка Эмхед.

      «Потому что у Одноглазого всего один глаз и разные ноги. А у меня, у охотника Ушиа, два глаза и обе ноги ровные».

      «…я призываю вас в страну, где нет печали, нет заката…»

      Настоящая правда, утверждал Одноглазый, в большой боли. Вот холгут далеко, утверждал он, а я чувствую большую боль, которую холгут может мне причинить. Значит, и холгут может чувствовать боль на расстоянии.

      Сказав такое, ударял концом копья в силуэт, выцарапанный на стене.

      Белый мамонт, конечно, ничего не слышал, а охотник Ушиа даже сердился: нет!

      И всех спрашивал: «Как холгуту на расстоянии станет больно от того, что Одноглазый бьет копьем по камню?»

      «А разве тебе не больно, если ты думаешь, что тебя ударили?»

      Охотник Ушиа сердился: нет! Но тянул крепкую руку к склеенному из пластинок копью, так загадочно умеющего наносить большую боль на расстоянии. Отталкивал в сторону ребенка, бессмысленно жующего заячий хвост. Скоро слух о мамонте, которому будто бы становится больно, когда по его изображению бьют крепким копьем, облетел всю пещеру.

      «…убейте белого мамонта…»

      Хриплый голос Одноглазого отражался от невидимых сводов, зажигал хищные искры в глазах Людей льда. Ящерица, отвратительно бесцветная, слушала, свесив голову с каменного уступа. Под ногами, шурша, ползала тихая древняя черепаха. Она совсем заплесневела, поросла лишайниками. Плоскую, побитую щербинами спину украшал всё тот же неясный отпечаток человеческой ладони с затертой в трещины желтой охрой. Похожие отпечатки, только поменьше, виднелись на многих глиняных горшках, которые лепили у костра женщины.

      «…убейте белого мамонта…»

      Последним