Минтака Ориона. Юрий Гельман

краски, тут и хранил сои полотна.

      Картины оказались маленькими (ну, где было дьячку натянуть большой холст?), нарисованы на них были поля и леса, холмы и реки, а еще домишки крестьянские, тонущие в зелени. Попадались даже одни и те же виды, но в разную пору года. И такая пронзительная даль была в этих нехитрых пейзажиках, такой необозримый размах и, вместе с тем, такая чистота и девственность, что Сергею Шумилову, повидавшему немало на своем веку, – захотелось расплакаться.

      – Господи! – только и сказал он. – Сколько же всего утрачено за эти годы!..

* * *

      – У вас охрана круче, чем у Президента! – сказал, улыбаясь, Борис Петрович, когда вместе с Аллой Геннадьевной они шли неторопливо по мозаичной дорожке сада. – Этот непреодолимый забор, эти камеры слежения… У меня такое ощущение, что в спину все время кто-то смотрит.

      – Я слабая женщина, – улыбнулась в ответ Раменская. – А слабые женщины нуждаются в надежной защите.

      – О вашей слабости ходят легенды, – заметил вице-премьер, усмехнувшись.

      – Да? И какие же? Интересно послушать.

      – Ну, вы же понимаете, в каком смысле я это сказал?

      – Конечно. И все же…

      – Что ж, извольте. Не далее как неделю назад министр топлива и энергетики жаловался мне, что не смог договориться с вами о формировании единой ценовой политики на сырье. Говорил, что вы отчитали его, как мальчишку. И это в присутствии довольно серьезных людей.

      – И все? – усмехнулась Раменская.

      – Этого мало?

      – Министр топлива и энергетики, как вам, дорогой Борис Петрович, хорошо известно, – нажала Алла Геннадьевна на последнее слово, – печется далеко не о престиже государства на мировом рынке, а о собственном кармане. А я, с вашего позволения, хоть и называюсь модным нынче словом «олигарх», но еще и по совместительству патриотка этой прекрасной страны по имени Россия.

      – Как раз в этом я нисколько не сомневаюсь! – поспешил заявить вице-премьер со смущением на лице.

      Они подошли к дому – роскошному двухэтажному особняку замысловатой геометрической формы, раскинувшемуся посреди огромного фруктового сада. Здесь было намешано несколько стилей – от ампира до модерна, которые настолько тесно сочетались между собой, что создавали совершенно гармоничный архитектурный ансамбль.

      – Третий раз к вам приезжаю, – сказал Борис Петрович, – а не перестаю восхищаться этим дворцом!

      – Знаете, – улыбнулась Алла Геннадьевна, – он мне тоже нравится.

      Они прошли мимо двух атлетов, охранявших вход, и оказались в большом холле почти не уступавшем по красоте Грановитой палате. Здесь стоял итальянский мягкий уголок, обтянутый розовой замшей, старинный восьмигранный столик из красного дерева на гнутых резных ножках. На стене против дивана висел телевизор с плазменным кинескопом в шестьдесят три дюйма по диагонали.

      Взглянув на часы, Алла Геннадьевна взяла со столика пульт и, включив свой кинотеатр, настроила