Операция «Гадюка». Кир Булычев

силы – он так любил прежде заставлять людей делать по его воле, желанию, капризу, и делать то, что совершенно противно их природе. Когда-то Хозяина спросили, какое чувство ему всего ближе, и он ответил – месть. Лаврентий Павлович ответил бы – чувство власти. Месть мельче, о мести можно забыть... он был крупнее Хозяина!

      Теперь Лаврентий Павлович уже полностью овладел положением. Он не спеша оглянулся, зная, что этот Бетховен всецело в его власти. Охотник попался в лапы дичи. Смешно.

      Оглянувшись, Лаврентий Павлович увидел совсем рядом обвалившийся забор. Он резко рванул планку, вытащил ее – теперь он был вооружен. Хорошая плоская палка больше метра длиной. Ею можно еще как огреть по спине!

      – Осторожнее, – предупредил Гуревич, – там гвозди.

      – Ах гвозди! Ну тем лучше.

      – Ну чего вы от меня хотите! – взвыл этот самый Бетховен. – Вы же сколько угодно ботинок найдете. – Он показал рукой куда-то наверх. – Зайдите в универмаг, там они стоят рядами, выберите себе что нужно.

      – Считаю до трех.

      Бетховен ринулся на сухое место, Лаврентий Павлович было замахнулся, но сообразил, что Гуревич лишь хочет снять ботинки там, где удобнее.

      – Они вам будут малы, – сказал он.

      – Ничего, кидай.

      Бетховен кинул ботинок, он был мокрый.

      – Ничего, – сказал Берия, – не хочу простужаться.

      – Простужаться? – И вдруг Гуревич захохотал. Тонко, противно, но не притворяясь. – Как же вы, милостивый товарищ, намерены простудиться?

      – Очень просто.

      Берия натянул ботинок. Тесновато, но зато как приятно – человек в ботинках совершенно иначе себя чувствует.

      – Мне кажется, что вы, как бывает с новенькими, – сказал Гуревич, переминаясь с ноги на ногу (без ботинок ему было стоять неприятно), – вы до сих пор не представляете, куда попали.

      – А вот это вы мне сейчас расскажете, – грозно сказал Берия.

      – Вы не так страшны, как хотите показаться, – ответил Гуревич. – Ботинки вы еще у меня отнять можете. Но этим ваши возможности практически ограничиваются.

      – Пошли, – приказал Берия, показывая вверх по склону.

      Бетховен пошел впереди. Он вынул было свою дудку, хотел поднести ее к губам, но Лаврентий Павлович сразу догадался, что Бетховен намерен звать сообщников, а этого допускать нельзя.

      – Если ты ее еще раз вынешь из кармана, я ее собственными руками разломаю, – предупредил он.

      Тропинка была сырая, но не очень скользкая. Как приятно не глядеть под ноги.

      Они поднялись на шоссе.

      Где-то там внизу бродит по помойкам великий князь с его жестяной охотой. Его надо беречься, у него есть арбалет. А из арбалета можно и убить.

      Бетховен прошел несколько шагов и уселся на асфальт.

      – Устал, – сказал он.

      Берия хотел было съездить ему палкой по затылку, а потом решил, что пора менять тактику.

      – Снимай штаны, – сказал он, – быстро.

      – Вы не посмеете!

      – Еще как посмею. Ты же меня знаешь. Ты меня знаешь?

      – Еще бы, – сказал Бетховен. – Вы моего отца убили, брата убили,