Операция «Гадюка». Кир Булычев

листа, как раз из груди оленя, и сказал:

      – А ведь неплохой выстрел. Точно в сердце. Уложил с первого раза. А бил вон оттуда... – Николай Николаевич обернулся и показал на шалашик метрах в ста на склоне долины.

      – Хороший выстрел, – осторожно согласился Берия.

      – Я ведь и живу охотой, – сказал Николай Николаевич. – Можете называть меня просто князь – тут приходится быть демократом.

      – Хорошо, князь, – сказал Лаврентий Павлович, и тут его поразила страшная догадка: а что, если после войны погибло социалистическое государство и к власти снова пришли дворяне? Ну и что – туда ему и дорога, родному государству. По крайней мере среди дворян нет его врагов.

      Подумал – и сам испугался своих мыслей. «Как так нет? А сколько мне пришлось, выполняя жестокую волю Сталина, расстрелять или иными способами уничтожить этих самых князей? Ведь до самой смерти вождя, до начала пятидесятых, мы их вылавливали и ликвидировали. Нет, наверно, я был не прав, когда открылся. Этот не заметит, другие заметят».

      – А вы охотитесь? – спросил великий князь.

      – Я давно не охотился.

      – А вы откуда будете родом?

      – С Кавказа, князь.

      Ах, как легко ложится на язык это слово! Будто и не забывал его.

      – На Кавказе отличная охота, Лаврентий Павлович, – я там служил. А вы служили?

      – Я позже служил, – сказал Берия.

      – Этого и следовало ожидать. Но если вы питаете слабость к охоте, я вам должен показать одну штуку, я, знаете, одного хищника тут поднял, а он потом залег. Если вам не сложно, пошли, я попытаюсь его взять. А об олене не беспокойтесь, потом егеря придут и унесут его ко мне в резиденцию.

      – Простите, я босой, – сказал Берия.

      – Я же сказал – два шага. – Голос Николая Николаевича прозвучал неприятно. Он не любил, когда ему перечили. А Лаврентий Павлович не был склонен сейчас кому-нибудь перечить, тем более больному манией величия, который выдает себя за дядю императора.

      Николай Николаевич сложился почти вдвое и начал подкрадываться к чему-то скрытому заборами и завалами сухостоя. Берия пошел за ним, и Николай Николаевич время от времени приостанавливал его движение ладонью, опасаясь, что Берия спугнет зверя.

      Вот он замер.

      И начал медленно поднимать свой лук, или как его... арбалет.

      Он готов уже был спустить тетиву, как совсем близко раздался резкий звук дудочки. Той самой дудочки.

      Князь выстрелил и тут же закричал:

      – Как ты посмел! Ты мне под руку заиграл! Я же из-за тебя промахнулся.

      – А я нарочно! – раздался голос из-за шалаша. – Вы знаете, князь, что диких животных осталось так мало, что каждая особь на счету. Я вам столько раз говорил – стреляйте в людей!

      – Да пошел ты! – закричал в ответ великий князь и кинулся вперед.

      Резким движением он откинул груду сухостоя, и глазам изумленного Берии предстал еще один железный щит, на котором ярко и аляповато во весь рост был изображен лежащий тигр с гнусной ухмылкой на роже.

      Стрела вонзилась в щит где-то