К строевой – годен!. Михаил Серегин

до Лехи наконец дошло. Они вели себя точно так же, как и его старший брат, когда хотел свалить на него работу потяжелее.

      Братан постоянно придумывал какие-нибудь причины, по которым он не может убирать хлев. Редко помогал. Всю жизнь весь навоз был на Лехе. Пока Юрка в армии был, он за всей скотиной убирал.

      Правда, теперь он там убирает вместо него. Нет! Он же женится, и у него свое хозяйство появится. Опять увернулся.

      Подходя к четверым солдатам, греющимся на солнышке, Простаков окинул взглядом двор. Никого. Очень хорошо.

      – Куда прешься! Иди грузи! – закричал «отек».

      – Мне бы помочь надо, – гундел Леха, приближаясь. – Одному тяжело.

      – А ты думал, служить легко! – «Рваная губа» поднялся со своего места – дощечки, положенной на кирпичики. – Давай трудись, запах!

      Оба караульных заржали. Арестанты в такт гыгыкнули.

      – Я такого полудурка в первый раз вижу, – сказал один из комендачей другому так, чтобы Леха обязательно услышал.

      – Вы чего смеетесь? – Простаков подошел вплотную к поднявшейся «рваной губе».

      – Смотри, борзеет. Я не верю своим глазам, нам попался борзый запашок, – со своего места встал и «отек». – Иди работай.

      Леха обмяк. Они все хотят, чтобы трудился только он. Почему? Ведь сказали всем кирпичи разгружать. И караульные какие-то странные. Они ведь должны заставлять этих, с ошарашенным взглядом, работать.

      – Вы чего меня все время запахом называете? От вас больше воняет. Жареной коноплей, похоже, будто прикорм для рыбалки готовили всю ночь.

      Оба побитых переглянулись и притухли.

      – Неужели так прет? – усомнился «отек», подходя к коллеге и обнюхивая его. – Не может быть. Чего встал, иди работай.

      – Мы с тобой вдвоем пойдем, – Простаков своим спокойствием вогнал всю четверку в краску.

      Один из караульных начал ржать.

      – Ну-ну, – не мог он договорить из-за дурного смеха, – ну ты и чудо, ебть! Ты бы знал!

      – Вы будете все работать.

      – Смотрите! – воскликнул «отек». – На глаза!

      Леха наклонил вперед голову и уставился на обидчиков исподлобья.

      – Ни фига себе! Кровью наливаются, как у быка! – «Рваная губа» хотел отойти, но был пойман за грудки и подтянут на двухметровую высоту.

      – Ты быка-то видел? – Невообразимой глубины бас извергся из огромного чрева.

      Жертва оказалась на грани нервного шока.

      – Э!

      – Э! Ты чего?! – Караульные начали вставать.

      Леха изловчился и другой рукой успел ухватить второго арестанта за шиворот. Он поднапрягся и соединил две головенки.

      Раздался глухой звук. Оглушенные солдаты в беспамятстве упали на землю.

      Караульные пятились назад. Они не успели достать штык-ножи. В одном прыжке «два ивана» завалил обоих. После падения быстро вскочил. Тук. Тук. Оба в нокдауне. Так и не успели подняться после падения.

      Когда солдатики очухались, штык-ножи перешли к Простакову. Да ему холодное оружие и не нужно, и так справится.

      – Бегом к машине! – отдал он приказание все тем же заставляющим стынуть в жилах