Под опасным солнцем. Мишель Бюсси

сидит напротив. Ее широкая улыбка меня успокаивает. Немного успокаивает. Теперь уже я, как и все остальные, начинаю волноваться.

      Пьер-Ив Франсуа к ужину не вернулся.

      Похоже, больше всех его отсутствием встревожена Танаэ. Разве мог он отказаться от жареной свинины с медом, которую они с Моаной и По приготовили на ужин? Нет, такое и представить невозможно! С ним, несомненно, случилось что-то страшное. Надо позвонить на Таити, твердит хозяйка пансиона, в полицию, надо настоять на своем, обычно их очень трудно сдвинуть с места…

      Янн ее останавливает.

      Зачем звонить жандармам, которым четыре часа лететь сюда от Папеэте, когда один уже на месте? Он сам.

      Ситуация у Янна под контролем, рано еще волноваться. Он напоминает Танаэ, что сказал Пьер-Ив Франсуа в конце обеда – про исчезновение, стопку одежды и зашифрованное послание; что это наверняка всего лишь инсценировка с целью внести оживление в занятия. Но раз писателю захотелось поиграть, Янн обещает начать расследование.

      – У меня уже есть помощница, – прибавляет он.

      Майма, оторвавшись от тарелки с кааку[13], смотрит гордо, будто курица, которая только что снесла золотое яичко, а Фарейн хмурится. Похоже, ей не слишком нравится, что муж вывел ее из игры. А по-моему, то, что жандарм в шортах объединился с моей маленькой островитянкой, скорее забавно. Я мысленно благодарю Янна за старания разрядить обстановку. Надо признаться, что хотя мы и не подаем виду, хотя убеждаем себя, что Пьер-Ив где-то здесь, подглядывает за нами, за тем, как мы реагируем, и ему не терпится прочитать наши бредни, но время идет, и чем дальше, тем больше мы сомневаемся… А вдруг это не игра? Вдруг Пьер-Ив утонул? Вдруг его похитили? Убили?

      Все, кроме Мари-Амбр, уже суетятся, убирают со стола. Она же смотрит, как гаснут последние отсветы над бухтой Предателей.

      – Очень может быть, – заявляет Майма, сбрасывая в ведро объедки со своей тарелки, – что ваш писатель совсем рядом. Может, мы сегодня вечером не кабана ели, а жареного ПИФа!

      По и Моана прыскают, Танаэ и Мари-Амбр испепеляют Майму взглядами, а она смотрит на меня, довольная своей шуткой и тем, что я ее слышала.

      Мне решительно нравится эта девочка. Думаю, она отвечает мне взаимностью. И не только потому, что открыто конфликтует с матерью.

      – Мама, – окликает она, – можно мне сегодня вечером немного побыть с Клем?

      Я слушаю, как Мари-Амбр ей отказывает, используя всевозможные доводы: уже поздно, уже темно, если Майме хочется, чтобы день подольше не заканчивался, ей просто надо пораньше встать, в шесть, вместе с солнцем… Но я знаю, отчего она на самом деле так внезапно проявляет строгость.

      Мари-Амбр хочет, чтобы вечером ей никто не мешал.

      Эмбер хочет, чтобы ночь подольше не заканчивалась.

      Как можно дольше.

      И чтобы ее дочь не видела, как она напивается.

* * *

      Да!

      Я угадала!

      Мари-Амбр оставила Майму в бунгало с планшетом и фильмами, а сама организовала ночной поход в деревню с запасом пива «Хинано» и темного рома «Ноа-Ноа» в рюкзаке.

      – У нас девичник, – уточнила она. –

13

Запеченный на углях плод хлебного дерева, растертый с кокосовым молоком. – Примеч. автора.