Эскадра его высочества. Алексей Барон

нет, спасибо. Считается, что мужчинам нужно почаще употреблять мясо.

      – Да, в нем много аминокислот, включая незаменимые.

      Кэйр с удивлением взглянул на собеседницу. Не выдержав, он все-таки решился задать личный вопрос.

      – Простите, мадемуазель, вы где-то учитесь? Мне кажется, что я вас уже видел. – Не в университете?

      – Да, наверное. Я – студентка медицинского факультета.

      – Замечательно!

      Влюбленный Франц вдруг встрепенулся и пропел ужасным голосом:

      Бывают, братие, мозги,

      В которых не видать ни зги…

      Благовоспитанный Кэйр поперхнулся и окаменел. Однако выходка оказалась вполне уместной. Инджин расхохоталась и немедленно подхватила:

      Приличны там условия

      Для дьявола здоровия!

      Потом они продолжили уже дуэтом:

      Чтоб оный не скрывал рожки

      Под вид студенческой башки,

      Доценты мигом снимут стружку

      Хоть за понюх, хоть за полушку!

      И так далее, до самого конца этого весьма корявого, и, быть может, именно по этой причине очень популярного студенческого гимна.

      – О, майн либер Мохамаут! – со слезой в голосе воскликнул Франц. – Шельма матер…

      Вот это уже было опасным. Сентиментальность в архитекторе прорезалась тогда, когда он изрядно нарезался. Тогда его излишнюю эмоциональность нейтрализовать можно было только одним способом – длинной речью, которую дисциплинированный Франц никогда не решался перебивать. В любых других обстоятельствах чрезвычайно начитанный герр Кирш ловил за рукав ближайшую жертву и начинал бесконечные излияния с мудрыми цитатами, которые знал в немыслимых количествах.

      – Кхэм, – сказал Кэйр, поднимаясь из плетеного кресла. – Дамы и господа! Коль скоро выяснилось, что все мы суть питомцы единой alma mater, молочные, так сказать…

      – …поросята, – кивнула Инджин.

      – Ах, как это прекрасно, – пробормотал Франц. – Храм высокой науки, студенческое братство… Gaudeamus igitur.

      – …позвольте мне сказать по этому поводу несколько слов.

      – Давай-давай, ваша честь, – прошипел Бурхан. – Спасай положение!

      Ждан ловко долил вина в бокал оратора, а дамы вежливо похлопали.

      – Благодарю, – сказал Кэйр. – Кхэм. Итак…

      Он приступил.

      Лишь минут через пять, если не через шесть, а если не кривить исторической правды – то и через все восемь, заметив, что Франц вновь впал в прострацию, уморился и сделался временно неактивным, Кэйр сжалился над аудиторией.

      – …так выпьем же за то, чтоб никогда не гас сей светильник во мраке покаянского фанатизма, магрибинского варварства и, прости уж меня, Ждан, муромского невежества. Уф! Amen. Кажется, я всем всыпал.

      Девушки, у которых уже онемели руки, державшие бокалы, дружно переглянулись.

      – Боюсь, что я вас смертельно утомил, – сказал Кэйр, когда все выпили.

      – Зато дали возможность понять, насколько вы преданы друг другу, – сказала Камея, улыбнувшись Францу.

      Франц сонно кивнул:

      – О,