Наемник. Эйке Шнайдер

спросил.

      – И все же, почему вы решили остановиться? Хаук говорил, что велел нас не ждать.

      – А до того он велел встать на привал, когда солнце будет в зените. Лошади и люди должны отдыхать. Так что я в любом случае искал место для привала… К слову, насколько все это серьезно? Хаук… обеспокоен, а в таком состоянии он теряет способность внятно изъясняться.

      Эрик сказал бы, что Хаук напуган. То, что поначалу выглядело как блажь новобрачной, превратилось в серьезную угрозу, и возможно, не только для Аделы. И Гарди несомненно видит, что творится с его родичем. Но насколько искренне его беспокойство? И насколько откровенным можно с ним быть?

      Глава 5

      – Насколько серьезно состояние Аделы, сказать не могу, – произнес Эрик, делая вид, будто не понимает намеков благородного, дескать, скажи что ты сам думаешь обо всех этих случайностях. Его наняли как довесок к женщине-охраннице, почти оскорбление, между прочим, с точки зрения благородных. Так что он сражается, когда велят, лечат, когда велят, не лезет не в свои дела и не размышляет особо. Думает пусть лошадь, у нее голова большая.

      Он остановился у высокого куста с листьями причудливой формы, будто изрезанными.

      – Растение, которое она так неосторожно оборвала – вот так оно, кстати, выглядит без цветов – оставляет глубокие ожоги.

      Эрик добавил в голос интонации профессора, читающего лекцию школярам.

      – Коварство его в том, что ожоги заметны не сразу, как, скажем, после крапивы, в которую никто не сунется добровольно, раз ее коснувшись. Обычно волдыри появляются спустя полдня. И, лопнув, оставляют после себя глубокие язвы, которые заживают очень долго. – Как долго они заживают без вмешательства плетений Эрик сам не проверял, местные через толмача рассказали. Заодно – и о других гадостях, растущих в округе с попустительства Творца. – …и часто заканчиваются рубцами. Но насколько силен ожог, невозможно сказать, пока он не проявится.

      Гарди рассмотрел листья, явно запоминая. Оглядел окрестности.

      – Выходит, мы застряли надолго? Но здесь нет воды… Значит, нужно найти место для Аделы в обозе. Если ее руки и лицо покроются язвами и волдырями, ехать верхом она не сможет. – Гарди помолчал. – И, выходит, невестке дорого обойдется мое решение остановиться здесь? – Он ругнулся. – Знал же, что нельзя идти на поводу у женщин! «Как красиво!» – передразнил он. – И я, дурак старый…

      Эрик поджег и это скопление опасной дряни, чтобы никто из своих не вляпался. Без цветов растение выглядело совсем не так приметно. Спросил:

      – Адела просила остановиться именно здесь? Или кто-то еще?

      – Она вообще ни о чем не просит. В смысле, прямо не просит. При людях. Что у них наедине творится, я не знаю. – Гарди усмехнулся. – Хотя чего там не знать. Ночная кукушка всегда дневную перекукует. Неудивительно, что она из Хаука веревки вьет. Я бы на ее месте тоже своего не упустил.

      Эрику подумалось, что чересчур многие сегодня почему-то решили избрать его наперсником. Сперва Хаук,